— Но… у нас те билеты пропадут. И надо новые покупать. Еще тыщу баксов.
— Тогда я одна полечу.
— Ну что ты городишь, зайка!
— Собирай вещи, и поехали.
— Ну, зайчонок, давай все обмозгуем трезво, давай не будем пороть го…
— Мне надо в Москву!! — закричала Оля. Они вылетели вечерним рейсом.
Москва встретила широкой темнотой пыльных улиц и родными дикими запахами.
Ночь Оля проспала с реладормом, а утром, едва она проснулась, Алеша объявил ей:
— Зайка, я еду за доктором.
— Мне не нужен никакой доктор, — потянулась она.
— Это толковый невропатолог, посмотрит тебя. Лежи и жди нас.
Алеша ушел.
Оля быстро встала, оделась, причесалась, глотнула воды, нашла деньги и вышла из квартиры. Голова кружилась, но работала удивительно четко и быстро. Оля чувствовала, что она очень слаба, но одновременно она с нежным удовлетворением ощущала себя сильно помолодевшей.
На проспекте Королева она поймала машину:
— Мясницкая.
Она помнила, как однажды Лошадиный Суп остановил там машину и ненадолго зашел в свой офис.
Выйдя из машины на Мясницкой, она быстро нашла этот серо-розовый, недавно отреставрированный дом с позолоченной доской. На доске было выгравировано:
Акционерное общество
ПРАГМАС
Оля вошла в дверь.
В большой бело-голубой прихожей маячил охранник в черной униформе и сидела девушка-вахтер.
— Здравствуйте, вы к кому? — улыбаясь, спросила она.
— Я к вашему… начальнику, — заговорила Оля и поняла, что забыла фамилию Лошадиного Супа, вспомнив только его имя — Борис.
— А у нас их целых два, — улыбалась девушка. — Вы к директору или к председателю?
— Я к Борису… — начала Оля.
— …Ильичу? — подхватила девушка. — Вам назначено?
— Нет. Я… по личному делу.
— Вам повезло, он у себя. Как о вас доложить?
— Скажите просто — Оля.
— Хорошо. — Девушка сняла трубку. — Марина Васильевна, тут к Борису Ильичу посетительница по личному делу. Ее зовут Оля. Да. Просто.
Девушка подождала минуту, доброжелательно кивнув Оле, потом положила трубку.
— Проходите, пожалуйста. Второй этаж, по коридору направо до конца.
Оля с легкостью поднялась по мраморной лестнице, но в коридоре у нее закружилась голова, и она прислонилась к стене.
«Только бы не выгнал…»
Придя в себя, дошла до приемной Бурмистрова.
— Проходите, Борис Ильич ждет вас, — открыла дверь секретарша.
Задержав дыхание, Оля вошла в кабинет. Бурмистров сидел за столом и разговаривал по телефону. Мельком глянув на Олю, он поднял кверху указательный палец и стал привставать с кресла, договаривая:
— Я в третий раз тебе говорю — им на хер не нужен весь противогаз, им нужна только металлическая часть, фильтры, понимаешь? Что? А маски пусть на хер он себе наденет! Чего? И чего? Вить! Ну, ты что, первый год замужем? Ну, найми двадцать лохов, посади на баржу, они тебе за сутки отвинтят. А маски за борт. И весь разговор. Давай.
Он бросил трубку на рычажки.
Оля стояла посередине кабинета.
Бурмистров хмуро обошел стол, приблизился к ней, долго и молча смотрел.
У Оли дрожали губы и колени.
— Что, на тот свет собралась? — беззлобно спросил он и ударил ее по щеке.
Оля в изнеможении опустилась на пол.
— Сколько суток не ела?
— Четыре… пять… — пробормотала она.
— Дура… — Он снял трубку, набрал. — Полина Андреевна? Здравствуйте. Значит, сегодня мне нужно. Да. Значит, пожалуйста, поезжайте туда как можно скорее, приготовьте прямо сейчас. А мы минут через… сколько надо вам? Давайте через час. Да. Спасибо.
Оля сидела на полу.
— Иди туда. — Бурмистров кивнул ей на два кресла возле журнального столика.
Она встала, пошла, села.
Бурмистров присел на угол стола, скрестил руки на груди.
— Где была?
— Мы путешествовали с мужем.
— Замуж вышла?
— Да.
— Что последний раз ела?
— Я… не помню… лобстера.
— Неплохо… Дура. Ты смерти моей хочешь?
— Нет… — прошептала Оля, в изнеможении откидываясь на кресло, и сладкие слезы потекли по ее щекам.
— Свинья, ну, свинья… — качал голой головой Бурмистров.
Без стука вошел довольный человек в белом пиджаке:
— Бориска, все тики-так!
— Чего? — хмуро буркнул Бурмистров.
— Они берут тридцать налом и восемьдесят под гарантию банка. А Хохол еще нароет у своих лохов двадцать — двадцать пять.
— А Лапин?
— А чего нам теперь Лапин? Он сам хапнул рублевый, сейчас полоса такая.
— Но он же у них теперь гарант.
— А что ему, хуем землю рыть? — широко заулыбался человек и покосился на Олю. — Резона нет. Пусть Малахов слепит новый договор, и все.
Бурмистров пожевал губами, глядя в паркет.
— Знаешь… вот что. Я с батей сам перетру. А ты пока запусти Женьку, да?
— Понял. — Человек вышел.
Бурмистров набрал номер.
— Олесь, трэба помиркиваты. Нет, сейчас. Давай, у трубы. Ага. Все, я выехал.
Он вышел из кабинета.
Едва за ним закрылась дверь, новый приступ сладких слез снизошел на Олю. Она беззвучно плакала, откинув голову на прохладную и мягкую кожу кресла. Благополучное возвращение к Лошадиному Супу наполнило ее измученное голодом и страхами тело сладким маслом нежности, которое она уже не боялась расплескать.
— Это нэ… это нэ… — повторяла она, как ребенок, смеялась и плакала.
Бурмистров вернулся через час — довольный и веселый.
— Поехали!
Опухшая от слез Оля встала.