Утро, полдень и вечер

Из тех, кто возглавлял забастовку, лишь трое были приняты в профсоюз, и только Майк Ковач занял руководящий пост. Это обстоятельство очень беспокоило Майка. Уж не обнаружил ли в нем Джордж какую-нибудь слабость, позволившую считать его «безвредным»? Избран ли он вопреки желанию Джорджа или, наоборот, с его согласия? Со свойственной ему прямотой Майк признал правильным второе предположение. В разговоре с товарищами он высказал намерение подать в отставку, но Хэм и Трэнк были против. Они посоветовали ему остаться на занимаемом посту и работать как можно лучше; даже при осуществлении чисто тред-юнионистской программы он должен служить образцом профсоюзного деятеля и заткнуть за пояс мошенников, тщательно подобранных Джорджем; пусть рядовые члены увидят разницу между боевым руководителем и штрейкбрехером.

И Майк старался изо всех сил, даже когда приходилось отказываться от решения близких ему политических проблем. Времени у него было вполне достаточно. Его шахта работала только один раз в неделю, поэтому, чтобы сводить концы с концами, Лидия пошла в прислуги. Комитет по рассмотрению жалоб, который возглавлял Майк, был бельмом в глазу компании и все больше и больше раздражал Джорджа, вынужденного «бороться» со случаями нарушений, на которые указывал комитет. Рабочие других организаций начинали выражать недовольство пассивностью своих руководителей и фальсифицированными выборами. Уже раздавалось слово «предательство».

Джордж во всем обвинял Хэма. Он не спал ночами, придумывая все новые оправдания, без конца бегал к мистеру Барбиджу, вымаливая у него уступки, чтобы как-то успокоить шахтеров.

И все же давление снизу оказалось более существенным. Майк понимал, что давление это осуществлял в основном Трэнк де Вака. Посещая шахтерский поселок, Трэнк не уставал доказывать одно: черный список направлен не столько против бунтарей, «не подлежащих найму», сколько против работающих. Список служил наглядным предостережением тем, кто не хотел примириться со своим отчаянным положением. Компания как бы говорила: «Вот что будет с вами, если вы станете бороться за свои права. Вы тоже будете голодать, и вас выселят».

Двух-, трехдневная рабочая неделя не давала рабочим достаточного заработка. Заключенное в результате забастовки соглашение покончило с практикой расплачиваться чеками, которые принимали по нарицательной стоимости только в магазинах компании, а в других — с пятнадцатипроцентной скидкой. Теперь шахтерам платили наличными, если им вообще что-нибудь причиталось, но это бывало довольно редко. Чаще рабочие оставались должны магазину компании, где цены были очень высокими, но где им отпускали в кредит. Таким образом, в случае увольнения рабочие оказывались без каких-либо средств к существованию. Пособия им не платили.

Рядовым членам профсоюза Трэнк не предлагал никаких конкретных способов давления на Джорджа, для этого еще не созрели условия. Беседовал он лишь с немногими, да и влияние их пока что было незначительным. Тем не менее понимание того, что воинственно настроенные рабочие должны быть приняты в профсоюз, крепло и уже готовило почву для сознательных действий.

Понимал ли Бекер смысл происходящего? И если да, то кто предупредил его?

Майк побледнел, вспомнив вчерашнее заседание Совета безработных, на котором он нечаянно проговорился о ночных визитах Трэнка в шахтерский поселок, а Трэнк сердито оборвал его. Значит, на заседании присутствовал кто-то из доносчиков Джорджа?

Заявление Джорджа Бекера на страницах «Лариат» свидетельствует о панической растерянности, так что не стоит рассматривать его как тактическое отступление. И потом, кому нужна эта болтовня о конституции, гарантирующей прибыль от частного предприятия?

Конечно, Джордж Бекер — мошенник, но не так уж он глуп и должен был предвидеть, что даже его прихвостни не все стерпят. Рано или поздно придется действовать в открытую. Но когда? Сейчас? Завтра?

Майка передернуло. Джордж, кажется, решил отправить его на виселицу и примкнул к ищейкам, бегущим по его следу. Членов профсоюза предупредили, что если они попытаются хоть чем-нибудь помочь Майку и другим арестованным и если не примут участия в травле, то их заподозрят в принадлежности к красным.

Итак, черный список стал теперь частью официальной профсоюзной политики. Каждый, кто рискнет выступить за создание другого профсоюза в Реате, будет включен в этот список.

Значит, плохо дело.

А может, не так уж плохо? Майк знал, что слывет пессимистом. Есть ли хоть какой-нибудь выход из положения?

Лидия, наверное, найдет. Она лучше него ориентируется в сложной обстановке и, вероятно, посмеялась бы над ним сейчас, как это часто, бывало, и назвала бы его «угрюмым гусаком». Как нужна ему теперь Лидия! Он почти жалел, что ее не арестовали и что ее нет рядом с ним.

12. Детские ясли