Утро, полдень и вечер

Великолепный мир, созданный Хесусом из пивной пены, сразу рухнул. Хесус представил себе, как помощники шерифа врываются в его дом и обнаруживают жену Агапито Ортеги, который был в переулке среди других бунтовщиков, и грубо предложил Педрите убираться. Если Агапито убит или арестован, так только потому, что впал в грех, оказав сопротивление властям. Пусть Педрита не подвергает его дом и семью опасности, а идет к себе и займется своими малышами, которые, наверное, сейчас плачут и зовут мать. Сказав это, Хесус взял женщину за плечи и, вытолкнув ее на улицу, запер дверь.

Он слышал, как Педрита, удаляясь, ругала его, называя Иудой, бесплодным кастратом, низким человеком, который готов и чсобственных детей продать за тридцать сребреников, и это было еще не все. Так что жалость и угрызения совести, которые охватили было Хесуса после изгнания Педриты, сменились удовлетворением. Она попросту плохо воспитана.

11. Декларация зависимости

Обычный выпуск газеты «Лариат», появившийся час спустя после экстренного, представлял собой исправленный и дополненный вариант последнего.

Но исправления были существенными. Уже не подчеркивался личный героизм Бэрнса Боллинга, зато превозносились плодотворные коллективные усилия властей города, графства и штата. И наконец, газета заверяла читателей, что с завтрашнего дня возобновит на своих страницах публикацию деловой рекламы.

Тон редакционной статьи на первой полосе был менее резким, опечатки исправлены, зловещая строка о значении слова «реата» снята.

Зато назывались цифры. Редакция сообщала, что к моменту сдачи номера в набор в отряд шерифа записалось более ста добровольцев и число их с каждым часом растет. Произведено около трехсот арестов, но многие подозреваемые лица еще на свободе. Неоднократно подчеркивалось то «удивительное обстоятельство», что порядок в городе восстанавливается без человеческих жертв, больше того, не наблюдалось ни одного случая беззакония, насилия или нанесения телесных повреждений. Все это доказывает, что в Реате закон стоит превыше всего и что, как только город освободится от наемных агитаторов и бунтовщиков, он обеспечит своим гражданам процветание и нормальную деловую жизнь. И здесь не последнюю роль должна сыграть помощь федерального правительства и особенно иммиграционных властей. Пока из Ногалеса не прибыл окружной прокурор, предварительное расследование будет вести заместитель судебного исполнителя США Руди Гонсалес; кроме того, будут выписаны ордера на депортацию нежелательных иностранцев.

В сообщении об облаве впервые были названы имена «красных руководителей», взятых под стражу. Затем подробно говорилось об «импровизированном оружии» — «самодельных копьях и дубинках» — и о «красной литературе», обнаруженных в домах рабочих. Вместе с тем газета не сочла нужным сообщить, что «оружием» были главным образом кочерги, крючья, которыми хозяйки снимают крышки с плиты, и детали сломанных автомашин, а «литературой» — инструкции, как вести себя в случае ареста. Материал был подан так, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто Ла Сьенегита — настоящий арсенал.

Впрочем, пользование «смертоносным оружием» пока еще никому из арестованных не ставилось в вину. Тем не менее контора шерифа не теряла надежды. Тот факт, что шериф выписал более сорока ордеров на обыск, свидетельствовал о значении, которое он придавал поискам револьвера, утерянного помощником шерифа Клайдом Фоунером.

Помощники шерифа, охранявшие здание суда, в котором находилось около двухсот арестованных, решили развлечься. Они подбросили несколько газет тем, кто находился на подозрении, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет на них напечатанное. Реакция заключенных была самой неожиданной. Многие из них обрадовались, впервые в жизни увидев свою фамилию в газете. Сколько пришлось им вынести во время длительной и ожесточенной забастовки, и, за очень редким исключением, о них и словом не упомянули, а теперь вдруг они попали в «красные главари» вместе с такими героями, как Транкилино де Вака, Мигель Трастеро, Майк и Лидия Ковачи. Прочтя газету, люди не выбрасывали ее с отвращением и страхом, а аккуратно складывали, чтобы показать потом новым заключенным.