Утро, полдень и вечер

— Ты хочешь сказать, что спала в то время, как они собирались?

— Не знаю, сэр. Я спала.

— Ну, кто-нибудь заходил же к вам иногда?

— Не знаю, сэр. Когда я сплю…

— А когда ты не спишь? Днем, например?

— Правда, я не знаю, сэр.

— Что ты все твердишь: «Не знаю, не знаю». Ты же знаешь его друзей?

— Нет, сэр.

— Но у него есть друзья, не так ли? Люди любят его, да?

— О да, сэр! — Она обрадовалась, что наконец может сказать что-то хорошее об отце, и вложила в эти слова всю свою любовь.

— Ну, а кто именно?

— Простите, сэр? — Пончик смутилась. Видимо, ей все же не следовало так отвечать.

— Назови мне кого-нибудь из его друзей.

— Не знаю кого и назвать, сэр. Да все! Почти все.

— Например?

— Я не знаю их имен, сэр.

— Ну, будет тебе, Тереса. Уж не думаешь ли ты, что я тебе верю? Неужели ты и вправду не помнишь имени ни одного из лучших друзей отца?

Пончик изо всех сил старалась показать, что напряженно вспоминает.

— Что ты скажешь о Трэнке де Ваке?

— Я его не знаю, сэр.

— Он бывал у вас?

— Не знаю, сэр.

— Не знаешь Транкилино де Ваку? — В голосе очкастого послышалось нетерпение, даже, пожалуй, раздражение. Пончик боялась на него смотреть.

— Ну, а Рамоун Арсе?.. Или Майк Ковач?.. Кресценсио Армихо?.. Артур Фернэндейз?..

Он делал длинную паузу после каждой фамилии, рассчитывая что-нибудь услышать. Но Тереса лишь качала головой.

— А мальчика по фамилии Ковач ты не знаешь? Он примерно твоего возраста и учится, наверно, в том же классе, что и ты.

— Угу. — Она решилась наконец поднять глаза.

— Как его зовут?

— Мики. — Девочка хотела было добавить, что ее лучшую подругу зовут Каталина, но внутренний голос подсказал ей, что этого говорить не следует.

— Стало быть, ты знаешь Мики Ковача, но никогда не слыхала о Майке Коваче, так?

«Но ведь ничего подобного я не говорила!.. Или говорила?» — Пончик растерялась.

— Ты знаешь, что у него есть отец, да? И знаешь, что мальчика зовут Мики, а его отца зовут Майк. Да или нет?

Допустим, она ответит «да». Тогда зачем она говорила, что не знает Майка Ковача? Если же сказать «нет», то получится еще хуже. Она в волнении ломала пальцы, но молчала и боялась качнуть головой, чтобы он не подумал, будто она что-то подтверждает. Что делать, что сказать, чтобы он остался доволен и отпустил ее?

— Ты ведь хочешь сказать «да», верно, Тереса? А до этого говорила мне неправду.

Опять длинная пауза, ставящая ее в затруднительное положение, ибо она не может сказать ни «да», ни «нет». Может только сидеть и притворяться дурочкой. Хотя на самом деле она совсем не дурочка, а очень способная — первая ученица в классе, но этот человек заставляет ее быть тем, за кого принимает всех «черномазых» — лгунишкой и трусихой. Если бы сейчас здесь был папа!

— Ты же знаешь людей, которых я назвал? Все они красные и друзья твоего отца. Он вместе с ними бывал на собраниях. Ты знаешь, что это так.

Он уже кричал, но она, сдерживая слезы, молча качала опущенной головой.

— Посмотри на меня, Тереса.

Но она не может этого сделать, тогда она непременно заплачет. Нет, она не заплачет, хотя он и добивается этого.

— Посмотри на меня! — Очкастый разозлился по-настоящему. — Скажи мне честно: ты знаешь эти фамилии?

— Я знаю Мики, — прошептала Пончик.

— А его отца?

— Нет, сэр.

— А других?

— Нет, сэр.

Очкастый вздохнул, нахмурился и облизал губы.

— Тереса, — сказал он, помолчав. — Ты, наверно, не представляешь, как тебе повезло. Я, видишь ли, отношусь к числу тех, кто любит цветных. Мой дедушка сражался на стороне северян, чтобы освободить таких, как ты. Это во-первых. А во-вторых, я люблю детей. Тебе, вероятно, известно, что я командир отряда бойскаутов. Я хорошо знаю детей: когда они испугаются чего-нибудь, то начинают врать, верно?

Она кивнула. Ей было очень тяжело в этот момент. Может быть, он хороший человек и ей надо вести себя так, как он хочет… И все же Тереса не могла на это пойти, хотя и не понимала почему.

— Конечно, ты испугалась, когда арестовывали твоего отца, — продолжал очкастый. — И я не виню тебя за это. Ты боишься, как бы они не сделали ему что-нибудь худое. Но я обещаю тебе, что этого не случится. В наших краях к линчеванию прибегают крайне редко.

При слове «линчевание» девочка оцепенела, поэтому не слышала, что еще говорил ей человек в очках. А говорил он вот что:

— …зададут ему несколько вопросов — таких, какие я задаю тебе, и, если он скажет правду и не совершил ничего плохого, его отпустят. Может быть, он уже дома и ждет тебя, беспокоится, где ты пропадаешь. Как только ты скажешь мне правду, я отпущу тебя к отцу. Ты ведь хочешь домой? Хочешь?

Это было слишком. Она представила себе, как папа сидит дома, волнуется за нее, и поняла, что не в силах больше сдерживать слезы. Не помня себя, Тереса разразилась отчаянным плачем. Она чувствовала лишь, как содрогается ее тело от сильных внезапных толчков, которые как бы исходят откуда-то изнутри и от которых лязгают зубы.