Утро Московии

– За полоняничны не станем стоять: святое дело!

– Знамо, святое! Легко ли православным полонянам у нехристей? Выкуп – спасенье им!

– Наливай!

– Не мешкай! Наливай!

– Пейте все! Я на Покров часы изготовлю! Слышите? Часы! Вологодскому купцу продам – всех угощу! – кричал Андрей Ломов, поднявшись и держась одной рукой за Чагина, другой – за Шумилу.

«Часы… – подумал Шумила с уважением к приятелю. – А фряжские часы отец мастерит…» – тут же вспомнил он сквозь неплотный пока хмельной туман.

Клим Воронов остерегался пить с мужичьем, с этими страдниками, хоть и были тут посадские, почище. Он отошел к сумрачному погорельцу.

– Ну, надумал? – спросил его в упор.

– Сто рублёв – и я твой… – выдохнул мужик. – Твой, до самого престатия…

– Не много ли? – усомнился было Воронов. Мужик недобро взглянул на него из-под тяжелых бровей, но Воронов не смутился. – Ты не обманеши меня? – опять спросил он погорельца.

– Я сегодня и в навечерии и до того дни на правёже стоял, а расплатиться нечем, потому и иду в кабалу к тебе…

– Я не про то! Не умрешь ли ты раньше времени?

– Про то Богу известно. А мужик я молодой – три десятка с небольшим и годов-то.

– Землю ведаешь?

– Всю жизнь пахал…

– Вместе с семьей идешь?

– Это в вечные-то всем? Да креста на тебе нет! Пусть уж один я сгину… Налей стопу, что ли!

– Как ты прозываешься-то?

– Кондратия Михайлова сына сын.

Воронов вслух прикинул:

– Еремей Кондратьев сын, выходит?

– Так, – кивнул Еремей, – нас знают по Заустюжью.

Воронов позвал парнишку с бадейкой, налил Еремею две стопы, чтобы мягче был, не заупрямился – не ровён час! – когда кабалу писать станут. Он уже прикидывал, в какую деревню его поселит, какую избу из пустых отдаст ему…

– Кузьма! А Кузьма! – крикнул Воронов. – Бери бумагу у целовальника, будешь кабалу писать! Поторапливайся, а не то уйдет от тебя алтын!

– Уломал! – ахнул Кузьма, продираясь к прилавку целовальника. – Глядите, православные, уломал!

Кабалу писать пошли на волю. Кузьма с сожалением оставлял свое место за столом, но предупредил, что вернется.

Однако вернуться ему не пришлось. Когда Воронов, Еремей и Кузьма спускались с крыльца, к кабаку подбежала толпа уездных крестьян. Лица их были искажены гневом. Они сразу хотели пролезть в кабак, но было тесно. В толпе закричали:

– Чагина! Чагина сюда со товарищи! Не потерпим сего омманства! Нет такого указу, чтобы нас омманывать посадским людям!

– Чагина!

– Чагина подавай со товарищи!

Вышел Чагин.

– Ты почто омманство твориши? – крикнули ему.

Чагин не понимал. Он поправил рубаху на голове, но от этого движения узел ослаб, и один рукав повис вдоль спины.

– Никакого омману! Всех угощаем поровну! – ответил Чагин, чем вызвал еще большую злобу.

– Он еще смеется над нами! А ну отдавай полтины!

– Какие полтины? – опешил Чагин.

– Что намедни сбирал со товарищи! Полтины наши, они нам надобны!

– Ах вы головы бараньи! Да я твержу вам: завтра возьму посул у Онисима и все отдам до последнего рубля!

– Как бы не так! – подступали к нему уездные. У многих заблестели в руках ножи, глаза налились кровью. – Как бы не так! Преже чем взяти, надо туда положити, а ты, не положив тех Рублёв, взяти не можешь!

– Как это не могу? – Чагин оглянулся на вышедших за ним Андрея Ломова и Шумилу.

– Ишь переглядываются! Выколачивай из них! На наши полтины пьют да еще скалятся над нами ж!

– Сто-ой! – заорал Чагин до темноты в глазах. – Дайте мне понятие! Чего тут такое?

– А того, что Онисим рублёв нам дать не дал!

– Завтра отдаст! Я давал – я и возьму!

– Не тут-то было, Чага! Недаденого не берут! Онисим нам такой отговор дал: рублёв никаких знать не знаю! Не видел, сказывает, и не брал!

– Чего-о-о-о?! – рявкнул Чагин. – А ну пойдем к нему!

Чагин рванул рубаху с головы и дерганым шагом заторопился к дому Онисима Зубарева, увлекая всех за собой.

Толпа вывалила сначала на набережную. Увидев столько народу, торговцы в рядах повскакали с чурбанов, где они грелись на солнышке, и полезли за прилавки. Но они ошиблись: толпа прошла мимо и снова влилась в переулок.

В сутолоке кто-то несколько раз дернул Шумилу за рукав. Оглянулся – Алешка.

– Тятька! А тятька! Деда домой зовет!

– Приду!

– Скорей велит! Фряга за часами приходил, а деда ходит по двору как порченой. Говорит, надо скорей ехать за крицей!

– Приду, приду! – отговаривался Шумила, весь охваченный злобой против Онисима.

Алешку оттеснили. Шумила оглянулся, увидел его заплаканное лицо, заколебался на миг, но, увлекаемый толпой, шел дальше, решив, что они разберутся с Онисимом скоро.

Глава 15