Утро

С малых лет Орлов жил по соседству с азербайджанцами и прекрасно говорил по-азербайджански. Орлов не стал дожидаться ответа от медлительного Байрама и стал рассказывать о себе.

- Во всем виноват я сам, - говорил Василий сердито. - Доверился одному сукиному сыну, а он, оказывается, был подкуплен полицией. Да ты знаешь его! Помнишь, у нас на промысле работал Локотков?

- Да, да, знаю, шумливый такой... Говорун... Язык, как кусок тряпки, во рту болтается...

- Он самый. Доверился ему, вот и терплю теперь, - Василий показал на свои цепи. - Как-то я взял в комитете книжку Ленина. И вот сели мы и начали читать. Все свои рабочие. Был и Локотков, сидел, слушал, поддакивал, Откуда мне было знать, что он провокатор? Когда мы заснули, в барак нагрянули жандармы. Перевернули все вверх дном. А книжка была у меня под матрацем. Ну и вытащили, конечно...

- Да откуда ты узнал, что донес Локотков?

- Ребята написали после моего ареста. У него нашли список наших... Глаза Орлова блеснули. - Ребята ему показали список! Так избили, что по сей день, наверно, валяется в постели, сволочь...

- Мало ему, подлецу! - гневно сказал Байрам. - Надо было убить! Чтобы другие по его стопам не шли. Для него и пули жалко, повесить надо на суку. Он вздохнул. - Вася, скажи мне, Вася... что дальше будет? Так и будем гнить здесь, в темнице?

- Ну, гнить я не собираюсь...

Он говорил так спокойно, будто не о себе, а о ком-то другом. Искренняя симпатия Байрама к нему все больше возрастала. И еще более тяжелыми показались выпавшие на его долю испытания. Он почти со страхом смотрел на Орлова и удивлялся, как пытки и мучения не сломили этого человека.

- Ну, Вася, ты просто железный... - простодушно выразил Байрам свое восхищение.

Он смотрел на Василия полными надежды глазами, словно с его приходом судьба должна была улыбнуться обоим.

Но Василий вдруг замолчал, склонил голову. "Неужели просвета нет? подумал Байрам. - Неужели и у Васи нет никакой надежды на спасение?" Но в эту минуту Орлов вдруг улыбнулся веселой, мальчишеской улыбкой.

- Им тут со мной хватает возни... - сказал он. - Вот уже десять дней меня непрерывно избивают. Все тело в синяках и ссадинах. Побоями думают покорить, глупцы! Но нас теперь много... Рабочие стали умнее.

Подыскивая более подходящие азербайджанские слова, чтобы Байраму была ясна его речь, Орлов доказывал, что подъем рабочего движения по всей России не за горами. Он вспоминал слова, вычитанные им в книжке Ленина. Правда, они были написаны год назад, но какое это имело значение? Василию было ясно, что идеи, высказанные в статье Ленина "Роспуск думы и задачи пролетариата", не могут устареть, пока они не осуществлены. Слова "свержение самодержавия и борьба за власть" все еще как бы звучали в его ушах. За этими-словами Василий ощущал силу не только своих друзей и знакомых, но и миллионов людей, которые готовили новые, еще более мощные выступления в далекой Москве, Петербурге и многих городах бескрайной России. По его мнению, рано или поздно царское самодержавие должно было рухнуть под натиском этой огромной и неудержимой лавины, Он верил, что все, кто ощутил силу шквала пятого года, не имеют права терять надежду и поддаваться унынию.

- Я верю, Байрам, верю, что рано или поздно, но будет именно так, как говорит Ленин. Еще совсем недавно многие сомневались в нашей силе. А сейчас? Сейчас пусть сажают в тюрьму, пытают, угрожают виселицей, ссылают в Сибирь, а ты все равно не боишься! А почему? Потому что нас много. Потому что веришь. Веришь, что темная ночь кончится и наступит светлое, солнечное утро!

Глаза Василия блестели. Байрам, не отрываясь, смотрел на этого стойкого человека. И ему казалось, что перед ним не хилый и измученный, не обессилевший от побоев человек, а прославленный великан, в каждой руке которого сосредоточена сила десятка богатырей,

- Так ты веришь, Вася, что мы выйдем на свободу? - спросил Байрам.

Боль, как раскаленное железо, жгла все тело Орлова, Он кусал бескровные губы, но старался не стонать. И как будто позабыв о боли, преодолев ее, он тряхнул головой и снова, грохоча цепью, положил руку на колено Байраму.

- Скажи-ка мне, дружище, за что тебя посадили? Ты ведь тихий был...

Байрам ему все рассказал. Вздохнув, он добавил:

- Теперь я ничего не боюсь. Злой стал Байрам. Когда отсекают голову, не стоит плакать о том, что папаха в пыль упадет. Верно? Вот они, потомки шакалов, истязают тебя. А хоть слово признания вырвали? И если с меня живьем станут сдирать шкуру - все равно ни одного имени не назову!

- В этом наша сила, - одобрил его Орлов. - С такими людьми мы свет перевернем.

За дверью послышались шаги. Начиналась вечерняя поверка.

Орлов встрепенулся. Морщась от боли, он подтянулся на локтях, приподнялся и, подмигнув Байраму, запел. Голос у него был густой и сочный.

Тюрьма ответила на песню глухим гулом одобрения.