Утренний Всадник

– Мать наша, Заря Вечерняя! – протяжно взывала Звенила, и серебряные подвески на браслетах звенели в лад ее словам. – Возьми золотые ключи, замкни род человеческий от черного навья, от лихой болезни, от порчи, от сглаза, от лютого зверя! Обставь вокруг нас тын железный, столбы булатны, и тына того оком не окинуть, глазом не увидеть, коню не перескочить, птице не перелететь! Возьми у Сварога-Отца Огня Небесного, пусти вкруг тына того огненну реку! Отгони навье черное, отгони недруга всякого, каждого восвояси: водяного – в воду, лешего – в лес под бревно скрипучее, под коренье сырое, а ветряного – под куст и под гору крутую! Заключи их там на весь век тремя ключами железными, тремя замками булатными! И заговор мой не на час, не на день, не на месяц, не на год, а на весь век, пока свет живет!

У ног чародейки стояла широкая глиняная чаша, полная воды. Отблески зари окрасили ее в багряный цвет, словно пролили в нее часть небесного пламени. Женщины Ольховиков и Перепелов, тесной стайкой жавшиеся на опушке, благоговейно складывали руки.

– Вот это вещая женщина! – восхищенно шептали они, не сводя глаз с белой фигуры над рекой. – Вот это сила дана! А Велем наш что…

Смеяна тоже наблюдала за ворожбой дрёмической гостьи, но без малейшего благоговения. Ей эта женщина упорно не нравилась. Разговоры бабок и мамок о сглазе причиняли ей досаду: она просто скучала по Грачу. Нет, она не жалела о том, что дала ему свободу, но ей самой очень не хватало его. И огнище, и берег Истира, и рощи, и луговины, где они бывали вместе, теперь казались ей опустевшими и тоскливыми. Она-то хорошо знала, что за «сглаз» поразил Заревника, и возмущалась подлым наветом. Ах, как вовремя она догадалась перегрызть науз! Будь Грач еще здесь, за одно подозрение о «черном глазе» мужики обоих родов забили бы его осиновыми кольями, и даже князь не помог бы. И эта пучеглазая туда же! Смеяна чуяла, что в это женщине с бледным лицом не так уж много истинной силы, а вот тайный злой умысел ей виделся вполне отчетливо. Но чтобы прочитать и понять его, требовалось гораздо больше мудрости, чем имела Смеяна. Она даже подумывала, не сходить ли к Велему. Но не хотелось: ведун наверняка страшно зол на нее за то, что она нарушила его науз. Родня не догадывается об этом ее подвиге, но Велем наверняка знает, не может не знать!

Окончив ворожбу, Звенила подняла чашу с заревой водой и бережно понесла на огнище. Ее лицо было умиротворенным, полным таинственного смысла. Она сделал свое дело: и Вечерняя Заря, и Озвеневы отроки на том берегу услышали ее.

* * *

Приближалась полночь. Опустилась темнота, даже самые озорные парни и девушки, напрыгавшись в последних хороводах перед Купалой, вернулись по домам и угомонились, набираясь сил назавтра. Огнище Ольховиков спало. В избе старейшины, где устроили на ночь пришлую чародейку, было тихо, только дед Варовит похрапывал и неразборчиво бормотал во сне. В углу под лавкой кто-то возился и шуршал с неровными перерывами. Может, мышь, а скорее кикимора. Судя по ее смелости – шуршать при госте – ее кто-то из хозяев прикармливает.

Чувствуя приближение полночи, Звенила приподнялась, спустила ноги на пол. Возле самой ее лавки спали на полу двое Варовитовых внуков, чье место она заняла, и Звенила едва сумела поставить ногу так, чтобы на них не наступить. Мальчик перевернулся во сне, и чародейка забормотала сонный заговор. Она подождала еще немного, но никто не проснулся, дед Варовит так же неразборчиво приговаривал во сне. Это даже к лучшему: его бормотание заглушило тихие шаги чародейки и легчайшее позвякивание ее подвесок.

Неслышной белой тенью Звенила выбралась из избы и скользнула к воротам. Вместо прежнего засова их запирал изнутри огромный кованый замок. Напуганный появлением лиходеев, Варовит посылал Заботу к кузнецам Лебедина, не доверяя такое важное дело Даяну, и теперь был почти спокоен. Самолично запирая огнище на ночь, он клал огромный ключ себе в изголовье. Даян посмеивался, что этаким ключом можно медведя убить, если в лоб стукнуть. «Зато надежно!» – приговаривал довольный Варовит.

Он не знал, что дрёмической чародейке ключ вовсе не понадобится.

Подойдя к воротам, Звенила развязала мешочек на поясе и достала сухой стебель травы с длинными узкими листьями, заостренными, как наконечники стрел. Это была та самая разрыв-трава, которую так и не стали искать Байан-А-Тан и Смеяна. Прильнув к воротам, Звенила забормотала что-то почти неслышное и прикоснулась стеблем разрыв-травы к замку. Тут же раздался звонкий щелчок, внутри замка освободился конец кованой дужки, и раскрытый замок повис в скобах. Звенила ловко вытащила его и бесшумно опустила на землю.

– У-ху! – легко, певуче крикнула чародейка, подняв ладони ко рту.

Пусть кто-нибудь и услышит – даже настоящая сова не отличила бы ее голос от голоса серой ночной хозяйки. Закрыв глаза, Звенила ждала, считая про себя. На «шестнадцать» из глубины леса послышалось в ответ:

– У-у-гу!