Света что-то ответила, я это не расслышал, потому что вздрогнул, когда тетя сказала про моих родителей. Мне даже хотелось выйти и объяснить, что ничего они не ссорились, а просто папа в Москве, в командировке, а мама - в альпинистском лагере. И нечего распускать всякие слухи.
Но тут Света сказала:
- Он сегодня на верх мачты залез, мы с девочками так переживали, я чуть не заплакала.
- Кто ему разрешил туда лазать? - удивилась тетя-студентка.
- Начальник лагеря. Там застрял флаг, и Коля полез. А я так волновалась, у меня даже сердце замирало.
Тут уж мне стало совсем невозможно подслушивать. Потому что такие разговоры подслушивать нельзя. И я полез между кустами, выполз на дорожку и побежал к нашей даче.
Всех пионеров стали отпускать под расписку с родителями до обеда.
Около дачи ко мне подошел Корнилов.
- Купаться иду с родственниками. Пошли с нами?
- Не пустят. Это ведь твои родственники.
- А мы под расписку. Держи конфету.
Конфету я взял, но с родственниками Корнилова не пошел. Я все-таки надеялся: вдруг ко мне папа из Москвы приедет. Приедет, а меня на территории нет. Он поищет-поищет, да и назад в Москву. Поэтому я решил сидеть около дачи и никуда не отходить.
Ко мне подошла Света. Она угостила ватрушкой и конфетами. Но с ее тетей я бы ни за что и не пошел.
Скоро в лагере стало пусто и тихо.
Я сидел у крыльца дачи, читал книжку. Эта книжка про школьника, который очень хотел поехать на зимние каникулы к другу в Сиверскую. И старался все делать так, как лучше, чтобы его наверняка пустили. Но ему постоянно не везло, потому что его поступки не понимали: и дома, и в школе. Он думал, что делает все, как лучше, а получалось, как хуже. Мне казалось, что эта книжка написана про меня, хоть героя зовут не так, и учится он в другой школе и на класс старше, а все равно мне казалось, что автор подсмотрел мою жизнь и изобразил.
Мне так уже несколько раз казалось, когда я читал разные книжки. И всегда хотелось такую книжку перечитать снова.
Книжка была грустная, и мне стало совсем грустно. Я уже не читал, а просто думал про свою жизнь и жалел самого себя.
Мама уехала в альпинистский лагерь. Папа в Москве. А я - один. И наверно, не очень-то я нужен им. Сам по себе.
По лесу ехал грузовик. Я смотрел на него, как он переваливается на неровной дороге, медленно движется к нашему лагерю. Вот он остановился у ворот. Из кабины вышел человек и прошел в калитку. А грузовик так и остался стоять там.
Я снова взялся читать книжку.
Потом я услышал сзади тихие шаги, но не подумал о них. Просто услышал - и все.
Вдруг кто-то закрыл мне глаза ладонями.
- Корнилов, пусти! - сказал я. - Видишь, книжку читаю.
Но человек не отпускал. Он громко дышал мне в затылок и крепко держал мою голову.
«Вдруг папа!» - подумал я и сразу обрадовался. Но тут же подумал, что папа такие шутки не делает.
- А вот и не Корнилов, - сказал человек. - Не Корнилов, а Федор Матвеевич.
И я сразу его узнал.
Он меня отпустил и спросил:
- Ну, что ты тут делаешь? Дежуришь по даче?
- Читаю.
- Читаешь? Грустно тебе одному.
- Да нет, - сказал я, - мама в альпинистский лагерь…
И тут я вдруг подумал о Федоре Матвеевиче: как он здесь оказался?
- А я приехал к тебе. Мы ездили с другом, вон его машина стоит. Дай, думаю, к тебе на пять минут загляну. Нельзя ведь, чтобы к человеку никто не приезжал. Вот тебе передача. Мама твоя сказала, что ты любишь «Золотой ключик», ириски. Верно?
- Люблю.
- Ну вот. Полкило хватит? С ребятами поделишься. Купаться почему не пошел?
- Не хочется, я тут читаю.
- Ребята не обижают?
- Нет. Я сегодня достал флаг с середины мачты.
- Правильно сделал. Не болел? Руки-ноги здоровы?
- Здоровы.
- Кормят хорошо?
- Хорошо.
- Я тебя специально расспрашиваю, потому что твоя мама завтра мне позвонит и будет так же расспрашивать меня.
Внизу, у входа в лагерь, засигналил грузовик.
- Нервничает, видишь, торопит. Ну, ты прости, что я на минутку, - сказал Федор Матвеевич. - Я побегу. Я еще сегодня работаю в вечер. - И он сунул мне записку. - Это адрес альпинистского лагеря. Напиши туда письмо, хоть три слова - жив, здоров и веселюсь. Деньги на марку есть?
- Есть, - сказал я, - мне мама два рубля дала.
Грузовик снова засигналил.
- Ну, я побежал. Ты тут не грусти.
И он побежал мимо сосен под гору, напрямик к выходу.
Я видел, как он подбежал к грузовику, посмотрел на наш лагерь - наверно, меня искал, - вскочил в кабину, и грузовик поехал.
Около дачи малышей кто-то оборвал все цветы. Цветы только что распустились, а теперь клумбы снова стояли голые.
А воспитательница решила, что это Игорек оборвал. Она вышла из дачи и видит: Игорек несет два цветка.
Она схватила Игорька за руку и повела его к начальнику лагеря.
А я увидел, что Игорька куда-то ведут, и пошел следом. Игорек громко плакал.
- Это не я! Это не я! - кричал он.
Но воспитательница тащила его за руку к начальнику, будто не слышала.
Начальник стоял около главного здания.
- Вот, полюбуйтесь, - сказала воспитательница, - все цветы около дачи оборвал.
- Зачем же ты это сделал? - спросил удивленный начальник.
А Игорек даже хрипел от плача.
- Это не я! - продолжал кричать он.