Бетти. По правде сказать, мы до сих пор не очень хорошо понимаем принцип ее действия. Как можно в ней хранить запись всего, что происходило со времен ее изобретения, непонятно. Но это именно то, с чем мы имеем дело. Возможно, где-то создается копия нашего мира...
Но вернемся к истории. Лидер национал-географической партии, в распоряжении которого попало это изобретение, быстро объединил под своей властью практически все население. Дальше лет сто длилась классическая антиутопия с всеведущим тираном и спонтанными всенародными восстаниями, вожди которых быстро становились тиранами под стать свергнутому.
Пусть и не сразу, но некоторые истины становятся понятны всем. На волне очередного переворота был принят Декрет о делократии, по которому все решения принимаются голосованием экспертов в данной области. Разумеется, добровольным и неравным. Количество голосов каждого определяется заслугами в данной области. "Хватит "демо" давай дело!" - лозунг тех времен.
Вторым был принят Декрет о свободе информации, которым обеспечивался всеобщий доступ ко всей информации, что исключало возможность свержения нового строя.
Константин. А эти самые эксперты - они законодательная или исполнительная власть?
Бетти. Какая разница? Процедура следующая. Возникает вопрос, вопрос любой природы, сразу же происходит общественное обсуждение через инфосеть, потом через нее же голосование. Так что про разделение властей можешь забыть. Теперь ни к чему эти древние догматы о троице.
Константин. Ну а законы у вас откуда? Тоже по каждому референдум устраиваете?
Бетти. Какие законы, зачем? Если повторяется прошлая ситуация и предыдущее решение было удачным, то все действуют согласно с ним. Если оно перестает устраивать - инициируется новое обсуждение. Законы нужны застывшим обществам, которым кажется, что можно нечто продумать раз и навсегда или хотя бы надолго. Отсюда и распространение в ваши времена культа правового общества. Так вот, у нас тут не правовое, у нас нравовое общество, если хочешь каламбур. У нас настроениями живущих, а не покойных, определяется, что правильно, а что нет.
Но - для этого люди должны быть хороши. И потому воспитание - наша наиважнейшая задача. Чтобы быть свободным нужно сначала стать ответственным.
Константин. Знакомо звучит... Это все может и правильно, но подобные системы всегда запинались на первой стадии, до второй дело как-то не доходило.
Бетти. Наши методы воспитания достаточно эффективны. Современные средства психологии и педагогики вместе с изредка необходимым аппаратным внушением дают практически сто процентов успеха...
Константин. Ага! Чего-то подобного я и ожидал. То есть вы таки зомбируете детей? В наши времена такое называли фашизмом!
Бетти. В ваши времена все что угодно называли фашизмом. Где разница между воспитанием и так называемым зомбированием? Вы ведь воспитывали детей. Воспитывали, чтобы они не нарушали законов и норм морали, были честным и добрыми. Словом, чтобы они выросли достойными членами общества. Мы делаем то же самое. И в чем же разница? Только в том, что ваши методы были гораздо менее эффективны.
Константин. Мы не использовали "аппаратного внушения". Одно дело своим поведением давать хороший пример, другое - подавлять свободу воли.
Бетти. На деле всегда допускалась только свобода доброй воли. Как только выяснялось, что человек ей не обладает, его свободу сразу же ограничивали.
Константин. Это свобода действий.
Бетти. Безусловно. Но средств ограничить свободу воли вы просто не имели. Если бы в ваши дни существовала возможность подавить в человеке волю ко злу - ей бы не воспользовались?
Константин. Не знаю.
Бетти. Вот видишь.
Константин. Но это не то же самое. Одно дело, когда человек совершил преступление принять меры к коррекции его поведения. Совсем другое - ограничивать свободу всех с малолетства.
Бетти. То есть каждому нужно позволить совершить по преступлению? И только потом с чистой совестью браться за его наставление?
Константин. Не каждый будет преступления совершать. Большинство людей были не так уж плохи и при наших методах воспитания. И то, что люди насильно сделаны "хорошими", это, в конце концов, лишает их заслуги. Они становятся хороши не сами по себе, а потому, что у них нет выбора.
Бетти. А не кажется ли тебе, что в ваши времена, когда прежде чем начать корректировку, ожидали преступления, это преступление оказывалось и на совести ожидающих? И целого общества, оправдывающую такую систему?
Многие ли твои современники согласились бы с тобой, что эта свобода выбора быть плохим или хорошим стоит наличия преступности в мире?
Константин. Вероятно, немногие.
Бетти. Ну вот. С самого начала проекта "Воскрешение" нам было ясно, что твой склад ума сродни таковому у древних вождей и тиранов, которые может и хотели народу добра, но такого, каким они его себе представляли. Сам народ при этом часто был другого мнения, но вождь знал лучше.