– Он действительно их ненавидит. Оливер – убежденный женоненавистник. Но он ненавидит их потому, что они пробуждают в нем слишком сильные чувства. Я говорю о любви. Он их любит, и именно поэтому ненавидит. Его ненависть -это защита. Ему кажется, что женская красота угрожает его мужской гордости, поскольку с его точки зрения, влюбленный мужчина становится слабым. Когда Оливер занимается со мной любовью, для него это действительно что-то жуткое и запредельное. Как будто я и вправду вампир. И он вовсе не гомосексуалист. На самом деле, Оливер – сверх-гетеросексуальный мужчина. В любви он словно танцор фламенко. Ты когда-нибудь видел, как танцуют фламенко? Оливер рычит, и кричит, и выгибает спину, как будто стремится от меня оторваться, но все равно он танцует со мной.
После этого отступления Кэролайн продолжила свою историю. К тому времени, когда мы с ней поехали в Париж (было уже поздно что-либо менять), Кэролайн уже отдалась моему лучшему другу, но я по-прежнему очень ей нравился. Может быть, она даже любила меня – не так, как мне бы хотелось, но все же. Ей не хотелось со мной расставаться, но она не могла сказать мне правду. Тогда она еще не понимала, чего ей действительно хочется, и не представляла, что будет дальше. Оливер, который не мог с ней расстаться даже на неделю, тоже приехал в Париж и передал ей записку втайне от меня, умоляя о встрече. Надо было что-то решать, так или иначе. Если бы она отказалась с ним встретиться, он бы пришел ко мне и открыл правду. Она долго думала и все-таки согласилась встретиться с Оливером в музее Гревен.
– Музей Гревен – это не просто музей восковых фигур, – сказала Кэролайн. – Кому интересны какие-то восковые куклы? Лично мне – нет. Но там есть одна удивительная комната с зеркальными стенами, и отражения всех, кто заходит туда, и множатся в бесконечность, отражая друг друга. И еще там есть маленький театр, где выступают иллюзионисты. С утра до вечера, без перерыва. Оливер часто туда заходил – изучал сценические приемы своих французских коллег и соперников. В тот день мы с Оливером сидели в зале, держались за руки, смотрели фокусы и иногда целовались. И еще мы говорили о том, что делать дальше, и, как обычно, так ничего и не решили. Я себя чувствовала такой виноватой… Мы обманывали тебя, и мне это очень не нравилось. Просто тогда я еще не знала, хочу я расстаться с тобой или нет. Я вообще ничего не знала. Я все еще любила тебя, но мне казалось, что Оливеру я нужна больше, и что он любит меня сильнее. Если бы тогда ты был чуть более настойчивым, чуть более страстным – хотя бы таким, как Оливер… Не знаю. Я была в полной растерянности.
– А потом, когда мы вернулись в Англию, я по-прежнему не знала, что делать. Ты стал таким требовательным, капризным и вообще странным. Ты, наверное, этого не замечал, но ты действительно сделался странным. Оливер предупредил меня, что ты пытаешься овладеть гипнозом, надеясь, видимо, «околдовать» меня и превратить во что-то похожее на послушную сексуальную рабыню. – Она помедлила, подбирая слова. – Только, пожалуйста, не думай, что во всем виноват Оливер. Он так мучался, говорил, что ощущает себя законченным подлецом, потому что украл у тебя твою женщину, а я ему говорила, что я не «твоя женщина». Но все равно я боялась даже представить, что ты мог бы сделать с Оливером или с собой, если бы узнал о наших с ним отношениях. В конце концов, Оливер, которого угнетала эта неопределенность, решил уехать. Сказал, что так будет лучше, и заодно мы проверим, как мы справимся друг без друга. Быть может, мы даже забудем друг друга в разлуке… Оливера, конечно же, не волновала война в Испании. Он никогда не интересовался политикой, но решил, что ему как писателю, будет полезно там побывать. В тот год в Испанию съехались все писатели. Но, по-моему, Оливер втайне надеялся, что его там убьют.
Она замолчала и обвела взглядом парк, почти растворившийся в серых сумерках, несомненно, надеясь разглядеть в полумраке мужа и сына. В луна-парке уже зажигались огни, из динамика, установленного прямо над павильоном, лилась легкая джазовая мелодия. Время от времени пары, сидевшие за столиками, поднимались и шли танцевать – такие забавные и неуклюжие в своих теплых пальто и шарфах.
Кэролайн снова заговорила:
– Оливер уехал, а через месяц я узнала, что беременна. Я тогда много общалась с Клайвом и другими актерами из нашей студии. Клайв не знал про Оливера и про ребенка. Ты в то время ходил такой мрачный и вечно всем недовольный, а Клайв был веселым, и все время меня смешил – если бы не Клайв, я бы, наверное, сошла с ума. Он знал, как надо вести себя с дамой. Истинный джентльмен, Клайв. Кстати, передавай ему привет.
– Мы уже не общаемся. Боюсь, ему не понравилась моя книга. Он порвал со мной всяческие отношения.