Читаем Утка в яблоках полностью

Рядом глухая тайга и горы! Коренное население - шорцы, охотники и рыболовы. "Глаз узкий, нос плоский - совсем русский". Приходили, предлагали рыбу, но покупать было не на что.

***

Ярким светлым пятном в сознании любого рано осиротевшего ребёнка остаются образы наставников и учителей.

Сидоров Иван Петрович, завуч нашей Берензасской школы.

Он тоже обучал меня русскому языку...

Было сложно, но очень интересно. "Фольклор", "поэзия" - эти слова впервые мы услышали именно из его уст. Он мог выразительно, по памяти читать стихи, ни разу при этом не заглянув в текст. Это интриговало нас, побуждало самим найти книгу и прочитать.

И искали. А если не находили в школьной библиотеке, то шли к нему в кабинет, и он давал нам свою.

У меня была особая причина любить Ивана Петровича.

Он жил по соседству, в учительском доме, и изредка приглашал меня в гости. Обязательно угостит всякими конфетами, даст журналы полистать, картинки посмотреть, а потом, снабдив оригинальными коробочками и бутылочками, проводит.

Я, "как путняя", была в гостях по приглашению.

Иногда он оставлял меня одну. Я почитаю-почитаю и приберу в его холостяцкой комнате, где, кроме книг, ничего больше не было. Вернётся и обязательно похвалит:

- Спасибо, моя юная хозяюшка! - он даже благодарил по-иному.

Сама я боялась его беспокоить, а то бы прибегала каждый день, наверное.

Его беседы о профессии педагога заронили желание самой стать учителем и обязательно, как наш завуч, филологом. Он называл свою специальность человековедением.

На войну мы его провожали всем классом. За двенадцать километров, до самого переезда.

Провожали насовсем...

Не могу забыть я и школьного сторожа - бородатого старичка, как из доброй сказки.

Школа наша была построена на отшибе села. Зимой в сорокоградусный мороз, пока идёшь, руки озябнут. Он ласково возьмёт их в свои большие ладони и давай потихоньку, нежно, отогревать, пока не запылают огнем. Потом откроет печную дверцу и предложит сесть около.

Никого ещё в школе нет. Тихо. Сидим вдвоём рядышком, смотрим на огонь. Жар приятно румянит лицо. Хорошо.

Беседуем на равных...

О премудростях жизни, о старости и молодости, о добре и зле. Но больше о добре.

И так пока кто-нибудь не придёт.

В школу я уходила всегда самостоятельно и очень рано. Часов не было, радио ещё не говорило. Приходила всегда первая. Есть что-то в этом слове притягательное - "первая".

А, может, доброта сторожа тому причиной. Ведь и мне хотелось ласки. Хотелось прижаться к сильной, надёжной, открытой душе. Почувствовать себя защищённой что ли... Пусть хоть на миг. У других детей для этого был папа...

Начиная с седьмого класса, с нами занимался военрук.

Учил мальчишек и девчонок с завязанными глазами разбирать и собирать автомат, окапываться на время. Мы разбивались по пять человек на "звёздочки" и соревновались - кто быстрее. Были случаи, когда он ударял саперной лопатой по оттопыренной заднице ученика, спрятавшего только голову, и сокрушённо замечал:

- Ты тянешь свою звёздочку назад!

Я не помню, чтобы девочек учили шить, вязать или готовить.

Не нужны были "мужчины" и "женщины". Нужны отважные бойцы. Бойцы без пола и индивидуальных особенностей. Всё остальное - буржуазные сантименты, отдаляющие победу мировой революции.

Из одноклассниц я помню только Валю Ласкину - отличницу. Мы с ней вдвоём перешли в восьмой. Средняя школа находилась за несколько километров, в городе Осинники.

И ещё хорошо помню Валиного отца. Уполномоченным был.

Фамилии своей он едва ли соответствовал...

У него была возможность отвозить свою дочь в школу на лошади. Догонит меня на санях по глубокому снегу да, поравнявшись, ещё подстегнёт лошадь, чтоб бежала резвее. Не успеешь с тяжёлой котомкой за плечами, вовремя, отскочить в сторону - собьёт.

Клеймо "дочь врага народа" было поставлено, казалось, навсегда. Как мишень для стрельбы, на лагерной фуфайке.

Ох, и наревусь потом вволю...

Одна, в предрассветной тайге... дождавшись, пока отъедут.

А вот мама в детстве окончила только четыре класса церковно-приходской школы. Четыре, но зато с похвальной грамотой. При наличии такого багажа знаний она считалась одной из самых образованных.

Наш дом напоминал бесплатную юридическую консультацию для ссыльных: одна просит разыскать детей, уехавших на встречу с отцом в Финляндию, в дороге их настигла война; другой - написать ходатайство о выезде на Родину, в Карелию, ввиду гибели сына - офицера; третьей - заявление; четвёртой деловое письмо в сельский Совет.

Среди ссыльных карелок не было ни одной грамотной. Вот их фамилии: Ильина, Гюбиева, Терентьева, Чусова, Васильева, Ретукина.

Они все тоже были шпионами... как я с мамой.

Жили мы дружно. Чего делить - одна беда на всех.

Жили, с гордостью подпевая величавые гимны стране - "где так вольно дышит человек".

***

В детстве приходилось не только учиться, но и работать.

Много работать...

Уже с третьего класса мы вместе со взрослыми целое лето были в полях: вязали и грузили снопы; молотили, веяли и сушили зерно на току; сгребали в копны сухое сено. А мальчишки, сидя верхом на лошадях, на волокушах возили копны к скирдам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии