Алена оказалась будто создана для работы в кафе. Совсем скоро она освоила немудрые хитрости обвеса и недолива. Научилась различать по внешнему виду клиентов – кого можно обсчитать, а кто проверит все до копейки. Константин по своим каналам приобретал левые продукты и вино, поэтому почти половина выручки кафе шла в их с Аленой карман, и деньги в нем не переводились.
Года через два умерла соседка Алены по коммуналке, и Ирина Леонидовна, имеющая связи в исполкоме, предложила Алене с Котэ срочно оформить отношения. Вскоре Котэ получил питерскую прописку, а молодая семья вторую комнату.
Они были красивой парой. Оба рослые, статные. Жгучий брюнет и блондинка с волосами ниже талии. Котэ очень нравилось, когда Алена носила их распущенными. Он любил дарить ей фирменные вещи, и гордился: «Какая у меня красивая жена!»
В Сухуми они поехали, когда Алена была на седьмом месяце.
Она сразу заметила, что старшие Шенгелия не в восторге от того, что их единственный сын женился на русской. И если Нино Таймуразовна еще как-то старалась скрывать свою неприязнь за кавказским гостеприимством, то Давид Зурабович и не пытался.
Прекрасно говоря по-русски, он то и дело в присутствии Алены заводил с сыном беседы на грузинском. Ей казалось, она улавливает женские имена, и видела, как морщится муж.
– Котик, о чем он все время с тобой говорит? – допытывалась она.
– Ни о чем, моя красавица. Предлагает здесь остаться. А я не хочу. Ты ведь тоже не хочешь?
– Здесь хорошо летом. А зимой, что здесь делать?
– Вот именно. И я уже привык к Ленинграду. У меня там друзья.
Друзья у Котэ были немного странные. Не то богема, не то хиппи. Художники, подпольные рок-музыканты, а также личности, непонятно на что живущие и чем занимающиеся. Выпив и пустив косячок по кругу, они заводили умные разговоры о тибетском буддизме, сутрах и тантрах, тхеравада и махаяна. Художники рассказывали о Рерихе, который первым проложил путь к духовным сокровищам Тибета, музыканты ссылались на Леннона и других известных западных рок-звезд, нашедших истинную веру в буддизме, непонятные личности иногда приносили книги и брошюры. Все это казалось Алене необычным и интересным.
Единственный раз попробовав анашу, Алену стошнило, она и сигареты тогда лишь изредка покуривала, а Котэ баловался – и в компании, и в одиночестве. «Это мягкий кайф, – успокаивал он жену, – просветляющий».
Они собирались вернуться в Ленинград примерно за месяц до родов. Но не успели, сын появился на свет раньше. Восемь месяцев – плохой срок. Ребенок родился синевато-розовым, слабеньким. Его жалобный писк выворачивал Алене душу. К тому же в ее груди не нашлось молока, чтобы его кормить.
– Бестолковая! – ворчала Нино Таймуразовна. – Доносить нормально не может, кормить не может! Не хочу доверять ей своего внука. Разве она сумеет его вырастить, как положено?
Давид Зурабович кивал:
– Правильно, Нино. Ты на нее посмотри: все из рук валится. Какая из нее хозяйка, какая мать? Вот если бы нашей невесткой стала дочь Вахтанга…
– Ах, что теперь говорить! Пусть убираются в свой Ленинград, а Бессариончика мы себе оставим. Здесь тепло, фрукты, море. Разве такой слабый ребенок переживет суровую русскую зиму? Поговори с Котэ.
Отец поговорил с сыном, а тот, в свою очередь, с Аленой.
– Вы с ума сошли! – возмутилась она. – Оставить ребенка на деда с бабкой? Ни за что!
– Зачем так волнуешься, Аленушка? Между прочим, у некоторых народов есть обычай дарить первого сына своим родителям. Ты ведь тоже с бабушкой росла.
– Но у меня была мама, и я ее видела, почти каждый день.
– Ты сама говорила, что она не принимала участия в твоем воспитании – и ничего. Давай оставим Бесика здесь, поверь, так лучше. В Сухуми климат мягкий, витамины… Если очень хочешь, останься и ты с ним, на год. А мне на работу возвращаться пора. И так почти на месяц задержался. Я Сашке звонил, он сказал, начальство готово мое место другому отдать.
Алена не хотела оставаться со свекрами. Что ей делать среди чужих людей, с чужим языком и обычаями? К тому же Котэ привел еще один аргумент. С маленьким ребенком непросто, а на Ирину Леонидовну надежды никакой. Если она не была хорошей матерью, разве сможет стать любящей бабушкой? А за сыном они приедут на следующее лето.
Они приехали через год. Бесо уже ходил и начал лопотать – по-грузински. Родного языка своей матери он не понимал, сторонился ее, плакал, когда пыталась взять на руки. Алена тоже плакала. Котик успокаивал:
– Ничего, привыкнет и научится. Я ведь научился? Просто он еще очень маленький. Пусть подрастет немного. На будущий год заберем его с собой.
Алина согласилась. Она привыкла к тому, что Котик всегда знает, как лучше поступить.
Следующим был 1992 год от рождества Христова. Все еще не осознавая, что отправляются в соседнюю, независимую страну, Котэ с Аленой приехали в Сухуми 26 июля. Их встретил один Давид Зурабович.