Меня колотило от ночной свежести. Сырой ветер с реки пробирал до костей, в лесу не чувствовался этот промозглый холод. Лиза тоже озябла, растирала плечи, сжавшись в комок. Мы заторопились в лагерь. Рядом с Лизой мне было гораздо спокойнее. Мы чуть слышно переговариваясь, поднимались по лестнице. Голос Лизы разгонял мистический страх, что холодной змеёй вползал в сердце. Внешне сохраняя невозмутимость, внутри я тряслась от ужаса, отсчитывая каждую ступеньку. На середине лестницы вдруг остро пожалела, что не подобрала на берегу какой-нибудь булыжник.
Пугать друг друга страшилками на безлюдном берегу реки, на длинной монструозной лестнице, никто из нас не хотел. Для нашей психики ночная вылазка и так была сверхтяжёлым испытанием.
Когда мы дошли до ворот, я выдохнула. Нам покорился ещё один рубеж.
Ворота были закрыты на замок.
На всякий случай я подёргала створку, попыталась разомкнуть дужку замка. Вдруг он висел только для вида?
— Заперто.
— Что делать? — Лиза прикоснулась ко мне ледяной рукой.
Я повернулась к ней и зависла в прострации. Если бы узкий луч софита высветил в её глазах неприкрытый, смертельный ужас, этот взгляд разворотил бы в сердце зрителя громадную дыру.
— Ты красавица, — ответила я Лизе.
Моё сознание раздвоилось. С одной стороны я понимала, что мы в глубокой заднице, с другой — я наслаждалась чужим лицом в настоящей, глубокой, умопомрачительной безысходности. Я получала эстетическое наслаждение, глядя на Лизу.
— Юля, не сходи с ума, прошу тебя, — слёзы в голосе Лизы привели меня в чувство. — Как мы попадём в лагерь? Я замёрзла. В рюкзаке у меня хотя бы тёплая одежда.
Высокие металлические ворота заканчивались острыми пиками, перелезать через которые было невозможно. Справа и слева от ворот тянулся высокий забор. Я подумала, что при такой большой протяжённости забор должен иметь прорехи. Территория лагеря была огромной, не ожет быть, что отсюда не убегали через тайные ходы.,
— Пойдём вдоль забора и найдём лаз. Как партизаны, пробирающиеся в логово врага.
— Фантазёрка ты, Юля.
Была фантазёрка, хотелось добавить. На курсе сценарного мастерства мы специально прокачивали фантазию, создавая невероятные ситуации и героев, бахвалились друг перед другом, у кого круче. Когда я сошлась с мужем, мои творческие порывы незаметно улетучились. Все помыслы стали крутиться вокруг архизначимой фигуры, главного персонажа моей жизни. При нём я превратилась во второстепенную статистку с ролью «кушать подано».
Это была ментальная ловушка, прочные стены которой не пускали меня во внешний мир. Осознавая, что это моя собственная иллюзия, я не могла выбраться из неё. Мысль о собственном психическом нездоровье всё чаще проскальзывала в моей голове. Не может человек так зацикливаться на другом человеке? Или может?
Когда-то я ощущала себя квантом, летящим в пространстве. Я была свободна до тех пор, пока на меня не обратил свой взгляд наблюдатель. Как только обратил, я подчинилась его воле. И тут возникал вопрос. А как же моя собственная свобода выбора, моя собственная траектория полёта? Как я должна проявить её? Стать наблюдателем самой себе?
Конечно, я прислушивалась к себе — собственному наблюдателю, но этот трус по щелчку пальцев отключался, когда около меня возникал объект, излучающий опасность. Тревожные колокола вырубали ясность мысли, и маленькая квантовая частица с именем Юля оказывалась под влиянием чужой воли, подчинялась чужим требованиям, исполняла танец на грани абсурда.
По просьбе мужа утром я принесла носки и протянула их, а когда он демонстративно не взял, положила носки ему на колено. Последовала головомойка и ор с претензией, что я не уважаю его и не могу нормально подать носки. Моё жалкое бормотание, прости, извини, я не хотела тебя обидеть, не изменило настроение моего мужа. И ведь я понимала, что это ненормально. Понимала, но всё глубже погружалась в болото бездействия, страха, растерянности и беспомощности, рассыпалась под гнётом этих эмоций, теряла себя.
Мы свернули направо и пошли вдоль забора. Глаз, начавший дёргаться ещё на реке, успокоился, резь под рёбрами прошла. Шагая впереди Лизы, я вернулась в более-менее адекватное состояние, наверное, потому, что за забором было безопасно.
Этот маршрут не вызывал бешеного сердцебиения и тревоги. На территории лагеря мы могли встретить чудовищ, поселившихся с нами в одном пространстве, здесь же к неприятностям можно было отнести только крапиву, да разросшуюся дикую малину, при условии, не думать об инфернальных монстрах в кустах. Если бы я очутилась здесь одна, то забилась бы в какую-нибудь щель и тряслась от страха до утра.
Я всматривалась в планки на заборе, которые сменились железными прутьями. Этот забор состоял из разных частей. Лагерь был слишком древний, забор латали не один раз. Лиза тихо постанывала за спиной, когда её голые ноги жалила крапива или кололи кусты малинника. Неожиданно передо мной возникли раздвинутые прутья, между которыми мы совершенно точно могли пролезть.
— Здесь, — я указала рукой на забор.