Утилизация (СИ)

Жанна сбросила кеды, принялась стягивать с себя одежду. Она осталась в спортивном лифчике и такого же вида трусах. Подтянутое тело Жанны и разработанный плечевой пояс свидетельствовали о том, что спортом она занималась профессионально.

— Ты в полицию хочешь пойти вот так? Голой? — спросила Нина.

Жанна застыла со штанами в руках.

— У меня есть сарафанчик разлетайка на бретельках. В таком можно плыть? — поднялась с кровати Мила.

— Давай.

Мила извлекла из рюкзака мятый шифоновый светло-голубой сарафан. Жанна быстро примерила его, помахала руками, как будто гребя.

— В подмышках жмёт.

Грудная клетка у Жанны была, конечно, шире, чем у Милы с её модельной внешностью.

— Не жалко, рви, если надо.

Я с замиранием сердца наблюдала за Жанной. Еще не отойдя от удара, она не жаловалась, не ныла, она действовала. Мы все перетрусили, но Жанна не стала лихорадочно нагромождать около двери тумбочки и стулья.

— Нормально. Я ещё на берегу, когда они подъехали, хотела в воду сигануть, но… Раздеваться… перед этими…

Когда в беседке охранники напали на нас, передо мной словно захлопнулся капкан, показалось, выбора нет, и они сделают с нами всё, что захотят. Выбор, оказывается, был. Не подчиниться.

Жанна подошла к двери.

— Забаррикадируйтесь до утра. А там, глядишь, уже не полезут…, я…постараюсь вернуться.

Мне было страшно до обморока, до панической атаки, до леденящего ужаса, но я хотела хотя бы единственный раз в жизни преодолеть этот животный инстинкт.

— Жанна, я провожу.

— Может не надо?

— Я тоже с вами, — поднялась Лиза. — Вдвоём не так страшно возвращаться. Проводим и быстро назад.

Нас никто не удерживал. Девчонки видели, мы с Лизой самое слабое звено. Ира хотя бы упала на колени в попытке противодействия. Если бы Саба ухватил за руку меня, я бы поднялась и молча пошла за ним. Потому что я физически ощущала себя затравленным зверьком не способным к сопротивлению.

Когда муж вечером орал, оскорблял, а на следующий день приносил цветы, я не знала, как реагировать. Понимая, что это ненормально, я начинала больше стараться, угождать, соответствовать. Мне казалось, он меня любил.

Любил? Удобный пуфик для ног ему был гораздо дороже, чем я. Он отравлял меня своей непредсказуемостью, сводил с ума, я всегда была виновата. Моё чистое и гладкое лицо от природы покрывалось прыщами, которые я беспощадно давила, словно наказывая себя. С беременностью я стала ощущать себя вдвойне виноватой за свою неуклюжесть, рассеянность, оплывшую фигуру. Моя никчемность, тупость, ненужность увеличилась в разы. Появилось ощущение, что он меня ненавидит, с трудом терпит в своей квартире. Последняя сцена в торговом центре была прямым указанием — сгинь из моей жизни.

Не зря я плакала в детстве над судьбой гадкого утёнка из сказки Андерсена.

Жанна вздохнула.

— О кей. Идём вместе спокойно в туалет. Потом прибавим темпа.

Ох, уж этот злосчастный туалет, точка отсчёта нашего стихийного бунта.

* * *

— Никто не хочет? — спросила Жанна, когда мы подошли вплотную к сортиру. — Живот не прихватило?

Конечно, можно было предположить нашу реакцию при нападении охранников. Но у меня живот не скрутило. Трусливый зритель в моём лице чётко отследил последовательность событий, словно я записала на жёсткий диск памяти всю раскадровку. Поднять руку на здоровенных мужиков у меня даже мысли не возникло.

— Вы заметили, как они действуют? — спросила Жанна, когда мы зашли в туалет, а потом выскользнули из него друг за другом и обогнули строение. — Сначала угрожают, потом — мы вас пальцем не тронем, следом врываются к нам. Где логика?

Двигаться по немного притоптанной ранее траве после нашего утреннего бегства стало легче, я немного расслабилась.

— На меня муж наорёт, я забьюсь в угол, плачу, — сказала Лиза, — а потом приедет на обед и кольцо подарит. Просто так, без повода.

— Заметьте, у них нет логики. Днище постоянно нёс какой-нибудь бред.

— Ага. Во время секса говорит, рассказывай, как тебя трахал старик с дряблым телом. У которого обязательно должны яйца висеть…и плохо стоять, а он ползает по твоему телу и пытается кончить.

Меня передёрнуло от отвращения.

— Фу, мерзость.

— Дословно его слова. Говорил, что его отец мог сексом со мной заниматься. Это знак уважения.

Сердце забилось чаще. Я вспомнила, как муж в шутку предложил тройничок. Когда я стала задыхаться от ужаса от одной мысли, что какой-то незнакомый мужик полезет на меня, муж в мгновение переобулся, сказал, что я глупая курица, а он просто проверял мою реакцию. После того случая моя тревога увеличилась в разы, я вздрагивала каждый раз, когда он приходил домой.

— Подарок раз в две недели, а остальные тринадцать дней — пей мочу. — Лиза прерывисто вздохнула. — Лекарства под запретом. Если у меня насморк, муж надевает на меня красный пояс славянской символики, на руках руны чертит углём и мёдом кормит, пока не затошнит.