Утятинский летописец

– Я за тебя, Юра. И хочу, чтобы ты был настоящим мужиком. Расстанься с женой как мужик: без жлобства, без истерик. Пусть без дома, без дерева и без сына, но с настоящей своей женщиной Надей ты будешь настоящим мужиком. Думаешь, ей приятно слышать, как вы с Варькой поливаете друг друга?

– Ты что, мы не виделись с тех пор!

– Так ведь ты ее за глаза коброй зовешь. Да и она, наверное, тоже не очень нежные слова о тебе говорит.

– Нежные слова-а, – с горечью протянул Николай. –  Моя Машка тоже в молодости нежные слова знала. Поверишь, стройная была. А как танцевала! А потом девяностые. Я без работы остался, ей в ее универмаге месяцами зарплату не платили. Шурка у нас маленький был тогда. Они с тещей на меня такие слова… не от злости, от отчаяния. Я и сам уже думал: или наемником, или застраховаться – и в петлю. Идем как-то по улице, она верещит, я молчу. И Ирочка навстречу. Посмотрела – и говорит: «Я в Польшу с товаром мотаюсь, хочешь – твоего носильщиком возьму». Ну, поехали мы… Что это были за поездки, даже вспоминать не хочу. На полу в вагоне буквой «зю» спали по очереди… надо же товар караулить. Грязные, потные. И глядели на нас, как на животных. Уж на что Таиска никакой работы не боится… один раз с нами съездила – и все. Сказала, лучше сдохнуть.  Но зато выручка была.  Стал деньги в семью приносить. Стал свой товар возить. Вы думаете, они на меня орать перестали? Машка еще и ревновала. Я совсем дошел. А Ира говорит: «Маша, давай втроем съездим, товара больше захватим». Ирочка, она такая… Ну, поехали. И надо же такому случиться… в Кутно… нет, в Конине… надо же, забыл! Мы на станцию шли, решили дорогу спрямить, коробки очень тяжелые были. И напали на нас подростки в этих закоулках. Мы с Машкой в какой-то огород залезли… у меня ступня раздроблена… Пацаны коробки потрошат. А Ира из-за забора вдруг как закричит: «Коля, наши едут! Можно стрелять, трупы на машине вывезем!». Я думаю: все, Ирка чокнулась! А Машка сообразила: достала из коробки автомат игрушечный и дуло выставила. Пацаны как порскнули! Мы вещи собрали – и дальше пошли. То, что втроем с трудом несли, теперь они двое… да еще и меня. Уже в Минске гипс мне наложили. А Ира говорит: товар до дома не довезем, придется здесь оптом сдать. Только ты, Маша, со мной пойдешь. Та: что, напасть могут? А она: нет, чтоб ты знала, какая выручка. Маша говорит со слезами: господи, неужели ты думаешь, что я тебе не верю? А Ира: ты даже Коле не веришь, куда уж мне. Так они с тех пор недолюбливают друг друга. А Машка, она отчего бесилась, беременная была. Понимала, что двоих не потянем, вот перед абортом психовала, мне ничего не говорила. А когда мы в польском огороде прятались, Машка обреклась: живыми останемся – рожу! Так у нас Петька появился.  Вот… настоящий  мужик сына вырастил. Это как, считается?

– Ты меня удивил, Николай. Таких подробностей о создании первоначального капитала семейства Тарасовых я не знал, – сказал Иван Иванович.

– Это он нам свою версию изложил. А Ира говорила, что он на четвереньках до станции шел и еще коробки с товаром нес, – сказал Константин.

– Но недолго. Станцию я не помню, по дороге сомлел как барышня.

– А еще Ира рассказывала, как ты с нашими русскими бандитами на ножах дрался.

– Это в другой раз было. Как раз Таиска с нами ездила.

– Коля, а чего на ножах-то?

– Рэкетиры потребовали оброк натурой. Уж не знаю, чего им экзотики захотелось. Мы же там, в дороге не мужчины, не женщины, а так… скунсы. Представляете, присядешь в поле по нужде зад в зад с компаньоном, а какого он пола – без разницы. А тут… Ездили мы обычно группой, у старшого на случай наезда деньги за пазухой. Он расплатился честь по чести. А они…

– Много их было?

– Да я уж не помню. Может, человек шесть.

– А вас?

– Обычно человек 20-30. Это от транспорта зависело.

– И вы с ними справиться не могли?

– Они ребята крепкие, да и с оружием. А у нас бабы в основном. Несколько мужичонок в качестве рабсилы. Нет, если по совести, конечно, можно справиться. Но наши мужики к тому времени уже все достоинство растеряли. Даже если бы их баб завалили, и то отсиделись бы.

– Так эти не всех… пожелали?

– Ясен пень. Представляешь Иру с Тасей двадцать лет назад? Даже чумазые после спанья на полу и с…я в поле, переноски лошадиных грузов и бреха с покупателями и продавцами.

– И что, ты один с шестерыми дрался?

– Ну, нет, конечно. Ира с кастетом. Вот просто сунула руку в карман и ударила ближайшего без замаха по носу. Тут ведь главное что? Продемонстрировать намерения. А Таська, та кусалась и царапалась. А материлась как! Я таких слов ни до, ни после не слышал! У меня нож складной охотничий. Раны у всех несерьезные. Так, поверхностные порезы. У бандюг руки, а мне в бедро нож всадили. Потом их командир скомандовал: «Ша!» и мы разошлись.

– А что потом?

– Женщины мои мне ногу перевязали, а я с нашего старшого деньги стребовал.

– Какие деньги?

– Мы вначале скидывались, чтобы он отстегивал таким бандитам. А коли он от них нас не откупил, то нефиг ему деньги давать.

– И отдал?