Утятинский летописец

– Аль вы не слыхали, матушка? Барин молодой расшибся.

– Как расшибся?

– С балкона упал и расшибся! Насмерть!

Глава 11

Елена Игнатьевна прилегла на диван:

– Господи, как хорошо дома!

– Полежи, Леночка, сейчас обедать будем!

– Да ну тебя, Элька, вы меня всю дорогу кормили! Просто посидите со мной.

Зоя прижалась к матери, Эля устроилась в кресле.

– Как вы тут жили без меня? А, Зоенька?

– Плохо жили. Я плакала. Не уезжай, мама!

– Придется, дочь. Мне еще нужно несколько раз в больнице полежать, чтобы потом не болеть.

– А потом ты будешь тридцать лет проживать?

– Ну, это, пожалуй, многовато.

– Нет! Будешь!

– Ну, ладно, не буду спорить. Только бы не в маразме.  А теперь пересядь. Что-то я спать захотела. Зоя, куда?

Зоя втиснулась на кресло рядом с теткой, Эля обняла ее: «Ничего, Лена!». Елена Игнатьевна глядела на самых близких ей людей и радовалась: наконец-то они подружились. Как доверчиво Зоя прижималась к Элиному плечу, как бережно Эля придерживала племянницу! Со счастливым вздохом Елена Игнатьевна закрыла глаза.

Эля с Зоей сидели на кухне и лепили пельмени. У Эли получалось, у Зои – нет. Зоя огорченно сопела. Эля поглядела на племянницу, подтолкнула ее локтем и сказала:

– А давай маме колыбельную споем!

Зоя кивнула и начала:

– Х-х-х.

Ходит дрема тихо-тихо,

Выходи из хаты, лихо!

Хватит ходикам стучать,

Хватит филину кричать!

Домовой, не ходи

И хозяев не буди.

Петь Зоя не умела, она просто проговаривала слова, напирая на букву, которая чаще повторялась в куплете.

– А теперь ш-ш-ш.

– Спит воробушек на крыше,

Не шуршат в запечке мыши,

Страшный ветер налетит,

В камышах зашелестит.

Ветер, ты не шурши,

Засыпают малыши!

– С-с-с.

– Сад заснул под небом ясным,

Тусклый свет в окошках гаснет…

Зазвонил телефон. Чтобы не побеспокоить сестру, Эля вышла во двор. Звонила дочь, спрашивала, когда мать приедет. Эля ответила, что это зависит от того, как будет чувствовать себя сестра. Из дальнейших пререканий выяснилось, что Лена по-прежнему рассчитывает, что мать поедет с внуками в Черногорию:

– Хватит уже! Три недели возилась с этой убогой, пора о себе подумать.

– Дочь моя, что за тон? С каких это пор ты решаешь, с кем мне возиться и о чем думать?

– Ты же обещала!

– Обещала, когда могла поехать. Теперь не могу. Попроси Людмилу Валерьевну, думаю, она не откажется.

– Конечно, не откажется! Весь вопрос в том, соглашусь ли я!

– Поняла. Подумать о себе – это эвфемизм. А думать мне надо о тебе.

Ленку такими словами не окоротишь. Она сказала, что не понимает, почему матери и не подумать бы о родной дочери, что она достаточно времени уделила утятинской родне, пора им и честь знать.  Эля вспылила:

– Ясно. И ты у нас кому-то сестра. Значит, в случае беды Игорю тоже не стоит на тебя рассчитывать? Тем более что моя сестра меня много лет растила, кормила и учила, а твой брат тебе по малолетству ничем существенным не помог? И у тебя двое детей. Ты уже предупредила их, чтобы они друг на друга не рассчитывали? Знаешь, ты мне пока не звони. Я должна это все … осознать.

И отключила телефон. Постояла на крыльце, успокаивая себя: Ленка эгоистка, но не безнадежная. Пусть вспомнит, как в детстве к тетке на лето выезжала, как та ее баловала. Когда Эля вторично вышла замуж, отчима Ленка поначалу встретила в штыки. Еще и Элина тяжело вынашиваемая вторая беременность! Тогда она чуть не упустила дочь. Только сестра с ее учительской выдержкой смогла примирить их. Ведь что греха таить, неправильно повела себя с дочерью и Эля…

Вернулась в дом.

– Ты плакала? – спросила чуткая Зоя.

– Я никогда не плачу. Я просто по телефону поругалась.

– Не ругайся!

– Ладно, не буду. Мы на какой букве остановились?

В кухню вошла Елена Игнатьевна:

– Кто-то меня покормить обещал?

За обедом Эля невольно натыкалась взглядом на криво сидящую на сестре блузку, и каждый раз поспешно отводила глаза. Елена Игнатьевна заметила это:

– Да ладно, не обращай внимание. Мешает мне этот протез. Хоть дома не буду его носить. Постепенно привыкну.

Потом она заметила цепочку на Зоиной шее. Та с гордостью продемонстрировала матери крест и иконку.

– Ты тоже не обращай внимание. Ну, захотела я стать крестной матерью Зое.

Елена Игнатьевна пожала плечами:

– Ладно, проехали. Да, а отец-то крестный кто?

Эля оживилась:

– Ни за что не догадаешься!

– У нас мужиков знакомых раз-два и обчелся.  Из них тех, к кому Зоя не боится подойти, человек пять. Перечислить?

– Не надо. Потому что никто из них. Зоя, скажи маме, кто твой крестный?

– Крестный! – ответила Зоя, вылавливая ложкой ягоды из компота.

– А как его зовут?

– Дядя Костя.

– Ничего себе! – удивилась Елена Игнатьевна. – Ты же его боялась всегда.

– Он добрый.