Успеть раньше смерти

Петровна была дома. С траурным платком на голове она выглядела еще нелюдимее, чем обычно. Но Кружкова встретила уважительно. Согласилась побеседовать и с Гуровым. Убедившись, что взаимопонимание налажено, участковый еще раз сослался на неотложные дела и оставил Гурова с глазу на глаз со старухой. Гуров боялся, что вытягивать информацию из Петровны придется клещами, но она оказалась неожиданно откровенной. Возможно, пришла пора выговориться.

– Мне Константин никогда не нравился. Его моя сестра родила, покойная Клава, когда ей самой шестнадцать было. Непутевая она была, Клавка-то! Со школы – мужики, водка, гулянки... Вот и померла в тридцать, сожитель очередной убил из ревности. А Костика мне подбросили. Куда же еще? Она и до того все время ко мне обращалась. Да он и сам прибегал – пообедать или поспать. Дома-то ни еды не было, ни покоя. Сплошная пьянка да драки, да разврат – разве это ребенку нужно? Только надо сказать, сам он тоже не подарок был. Сызмальства у него эта тяга была – курить, хулиганить и сквернословить. Благодарности от него не дождешься. Плохо о покойнике так говорить, но сколько раз я сама хотела его в колонию отправить. Десять лет жизни он у меня отнял. Грубил, пропадал целыми днями неизвестно где, деньги из кошелька воровал. Да и пьяный приходил. Один раз вообще чуть меня не убил. Пришел – глаза красные, бешеные, за нож начал хвататься... Еле угомонился. Ну, да дело прошлое. Теперь вроде даже жалко. Заблудшая его душа!..

– А вот про своего постояльца расскажите, – попросил Гуров. – Он как у вас появился? Сколько жил, что делал? С племянником вашим общался ли?

– Насчет того, общался или нет, не скажу, – покачала головой Петровна. – По-моему, они даже не встретились ни разу. И про дела этого Виктора Дмитриевича ничего не знаю. Он все по округе бродил. Оденется, как грибник, сумочку возьмет и пошел. Как-то спросила – а где же, мол, грибы-то? Ну, вроде как в шутку. А он засмеялся и говорит – я не грибник, а вроде как исследователь. Памятники старины исследую. Кладбище у вас тут интересное...

– Кладбище? – насторожился Гуров. – А про художника Булавина ничего не говорил?

– Да вроде ничего, – пожала плечами женщина. – Да мне хоть и говори – у меня на художников память плохая! Ну, да я в его дела не совалась. Он себя тихо вел, уважительно и мне деньги сразу заплатил, хорошо заплатил, а для меня это главное. У меня пенсия небольшая.

– Так, а как он к вам попал?

– А тут такая история. Вдруг приходит ко мне человек. Ну, красавец! Артист просто! Костюмчик на нем такой – чистый принц Уэльский. Я аж обомлела. Кто такой, думаю? А он и говорит – привет, Петровна! Откуда, говорю, знаешь? А он мне – не узнаешь, что ли? Мы ведь соседями были! Я присмотрелась и ахнула. Точно! Жили они тут раньше через два двора. Пацаном он тут все бегал. Потом они переехали куда-то, и как-то забылось все. А тут вдруг появился! Ну, о себе так вскользь рассказал, больше о нашем житье расспрашивал. Засиживаться не стал, сослался, что спешит, что в командировке тут, дела... Ну и попросил – приедет, мол, товарищ, так нельзя ли поселить?.. Почему, говорю, нельзя? Для старых знакомых всегда пожалуйста! Ну он мне, Сашка, в подарок дорогущую коробку конфет дал. А куда мне конфеты? Я их не ем.

– Значит, красавец? – спросил Гуров. – Одет хорошо. Сашкой зовут. А фамилия?

– Фамилию не помню, – с сожалением сказала Петровна. – Старость. Забывать все стала. Сашка и Сашка. Хорошо хоть имя вспомнила, а то бы совсем неудобно получилось бы...

– Больше его не видели?

– Почему не видела? Приходил он сюда к своему дружку, к постояльцу моему, значит. Ночью прибегал. Вот когда дождь страшенный лил. Не побоялся, примчался в самый ливень. Что-то важное, наверное, случилось...

– В дождь? Он сюда приходил в ту самую ночь, когда лил сильный дождь?!

– Ну а я про что говорю? Приходил, ясное дело. Поговорили они, и Сашка ушел. Расстроенный он был. Так мне показалось.

– А где он все это время обитал, не знаете?

– Не скажу. Сама не интересовалась, и он не говорил. Он вообще о себе мало говорил, и все так шуточками. Я так понимаю, от меня он только одного хотел – чтобы я дружку его хату сдала.

– Вы как-то не слишком уважительно о них отзываетесь, – заметил Гуров. – Или мне только показалось?