Условный рефлекс

Ну и какие модели у меня могли, спрашивается, получиться в таком состоянии? Вместо ярких восточных красок в голову лезли лишь сине-красные полосы, либо невообразимая абстракция… Не говоря уже о линии кроя — она тоже выходила своеобразной, кривой, нервной… Но дело даже не в качестве, я выплескивала на бумагу свой негатив, не для того чтобы показывать его окружающим, а чтобы выложиться и забыть наконец об этом, вернуться к солнечным краскам. Вот этим была поглощена, когда услышала звон стекла, вскрик и грохот за стенкой…

Я не в курсе кто мои соседи. Дизайнеры, или там гардеробная, или еще фиг знает что… Вместо того чтобы изучить окружение, я, от недалекого ума, отправилась на этаж к ненавистному начальству, поддавшись уговорам можно сказать первой встречной. Ну хватит уже, Виола! Ругаю сама себя. Сколько можно заниматься самобичеванием? Чем это поможет?

Очередной грохот и звон заставляют меня напрячься. Что там происходит? А вдруг человеку плохо? А я заперлась в своем скворечнике (образно говоря, потому что ни ключа, ни замка в моей клетушке нет), и варюсь в своем, игнорируя возможную трагедию… Эта мысль заставляет меня вскочить на ноги, отбросив рисунки, выбежать в коридор и толкнуть, даже не постучав, соседнюю дверь.

Предчувствие не подвело меня, перед глазами развернулась ужасная картина, от которой у меня закружилась голова и начались рвотные позывы. Красивая блондинка лежит в позе морской звезды на полу, прямые блестящие волосы рассыпаны по плечам, белое платье, на фоне которого красный цвет крови буквально ослепляет. В комнате нестерпимый запах железа.

Бросаюсь к девушке. Ненормальная порезала себе вены! Набор опасных бритв валяется тут же, а одно лезвие зажато в руке. Это не инсценировка, как однажды сделала моя школьная подружка, прижимая бритву к руке, сделав несколько царапин. Это глубокие порезы, из которых толчками вытекает кровь. У меня челюсть сводит от ужаса. Хочу закричать, позвать на помощь — и не могу. Понимаю, что если немедленно не остановить кровь, то девушка, которой на вид не больше двадцати, погибнет прямо сейчас у меня на глазах. Но остановить кровь совершенно нечем. Надо сорвать одежду… либо с нее, но боюсь что если буду ее трогать, кровь еще быстрее покинет тело… поэтому срываю рубашку с себя. Рывком стягиваю галстук и как жгутом перетягиваю им рану на левой руке. Затем зубами рву рубашку, отрываю один рукав, другой. Перевязываю обе руки и бросаюсь к выходу за помощью. Громко кричу что-то, вижу, как навстречу несется Сашка с округлившимися от ужаса глазами.

— Она себя порезала! Страшно порезала! Быстрее, скорую. — Выкрикиваю ей и возвращаюсь к несчастной самоубийце.

Дальнейшие события проходят в мутном тумане. Мы бежим с Сашкой обратно, она звонит медикам, объясняя сбивчиво, что в данном здании медпункт тоже есть. Но и настоящую скорую тоже вызывает немедля. Она очень быстро приезжает, вот только время идет как в замедленной съемке. Какие-то разговоры, полиция… двое полицейских подходят ко мне и говорят, что придется проехать с ними…

Но более всего меня оглушает крик несостоявшейся самоубийцы:

— Я тебя ненавижу! — выдает она сквозь истерику. И только тут замечаю Багримова, который смотрит почему-то на меня. Мне становится холодно и неуютно от пронизывающего взгляда. Вспоминаю, что на мне лишь бюстгальтер, рубашка, пропитанная кровью, точнее то что от нее осталось, валяется на полу. Обхватываю себя руками, отворачиваюсь.

— Как ты мог бросить меня из‑за этой… шлюхи! Я ведь так тебя любила!

Багримов лишь морщится, а я понимаю, что мне он буквально омерзителен. Как может мужчина довести женщину до такого состояния, а потом лишь морщиться, как от зубной боли? Не переживает, не чувствует свою вину. Подонок! И я не хочу работать на этого подонка.

— Вы должны поехать с нами, — повторяет один из полицейских, в ответ на мой непонимающий чего от меня хотят, взгляд.

— Я… не могу в таком виде, говорю заплетающимся голосом. И тут на мои плечи опускается… пиджак. Меня окутывает ощущение уюта и тепла. Поднимаю голову и вижу взгляд Багримова. В нем… забота?

Офигеть, значит по любовнице он не страдает, а о сотруднице вот проявил… да пошел он!

Сбрасываю пиджак.

— Спасибо не надо!

— Девушка, вам это не помешает, — начинает протестовать женщина-полицейский. — Зачем так грубо?

Отлично! Может меня еще за проявление грубости к бабнику, арестуют? Что не так с этим местом?

— Все нормально, — раздается низкий голос Багримова. — Она просто в шоке. Ей бы в больницу.

— Ненавижу-у! — продолжает кричать жертва, и от ее голоса у меня и правда в глазах темнеет, начинает вести. Чьи-то сильные руки подхватывают меня, не дав упасть.

— Говорю же, шок! Дайте еще носилки! — властный голос. Неужели сам босс подхватил меня на руки? Не может быть, это все безумный сон. Может вообще все сон, я задремала над чертежами и мне снится кошмар?

Но приоткрыв ослабевшие веки снова вижу лицо Багримова, он несет меня куда-то по коридору.

— Оставьте меня в покое, — шепчу едва слышно. — Почему вы?