Передав записку от ротного, Стае ждал ответа, одновременно прислушиваясь к тому, что происходит за штабными дверями…
До него долетали обрывки разговоров, но сложить из них что-то цельное Стае никак не мог. Оттого и злился. Кроме того, его бесила беспечность «молодых», которые лежали тут же рядом на земле и дремали, утомленные ночной и дневной суетой…
— А мне какое дело! — кричал на кого-то комбат. — Нет, ты мне объясни, при чем здесь мои воины?!
В ответ что-то забубнил незнакомый голос.
— А мне насрать! — продолжал орать комбат.
Его голос Стае слышал хорошо и отчетливо. — А мне…
И вновь его заглушил голос незнакомца.
— Ну и что?.. — снова взвился комбат.
— Приказ…
— Почему мои?! Пусть сами и идут!..
— Нет…
— Да…
— Не знаю… Не верю… Не хочу верить…
— Приказ…
Голоса перемешались, слились в какой-то непонятный клубок, потом рассыпались на ручейки, и стало совсем непонятно, куда они текут…
Стае замотал головой, прикрыл глаза. От желания понять, о чем говорят за дверями, от напряжения он даже высунул язык и покраснел. Но слышал, как ему чудилось, лишь одно и то же:
— Да…
— Нет…
— Приказ… И вновь:
— Да…
— Нет…
— Приказ…
И так, казалось, до бесконечности.
«Время! — вдруг осенило Стаса. — Это проклятые „часы“ вновь пытаются сыграть со мной свою шутку… Но нет, не бывать этому!»
Мгновенно созревшее решение подтолкнуло Стаса — он сбросил вниз предохранитель и побежал в сторону, до конца не осознавая безумия своего шага…
Еще немного, еще…
Стоп! Передохни. Подними ствол вверх. Выше! А теперь — дави!..
Жалко улыбнувшись, Стае нажал на спусковой крючок.
И автомат послушно откликнулся одиночным выстрелом:
Жах!
Стае, мгновенно начав приходить в себя, замер от неожиданности. Волна безумия уже отпускала его, унося остатки решительности и желания действовать в стремлении хоть как-то сдвинуть это проклятое застывшее время…
Из штаба выскочили офицеры, последним показался хмурый комбат — китель на нем был расстегнут, покрасневшая грудь расчесана до крови. Все это Стае отметил машинально, секундой спустя, замерев перед приближавшимися к нему людьми и не слыша их криков.
Наконец офицеры добежали до него, обходя его почему-то чуть сбоку, лишь потом он догадался — из-за автомата, который он машинально направил на них. Его хорошенько тряхнули, вновь что-то крикнули — теперь уже в лицо. И вновь он не услышал…
Как сквозь толщу воды, донесся голос комбата:
— Ствол опусти.
И властная рука пригнула ствол автомата к земле.
Стае догадался, о чем его спрашивают, но ответить не мог, словно забыл слова. Он переводил беспомощный взгляд с одного хмурого лица на другое, открывал и закрывал рот и все цеплялся за автомат, который пытались вырвать из его рук…
Наконец автомат у него отобрали.
— Там, — вдруг тихо сказал Стае и показал рукой в сторону. — Там! Там! Там! Там!..
— Да не ори ты! — прикрикнули на него. — Говори спокойно. Что случилось?
Стае вдруг догадался, что он кричит, и замолчал.
— Кто это был?..
— Чего молчишь?..
— Ты что, больной?.. — посыпалось на него со всех сторон.
Солдат вжал большую голову в плечи и молчал. Когда вопросы вдруг стихли, он неуверенно заговорил, что видел кого-то («Да кого же ты видел, чучело?!.» — в сердцах выругался незнакомый офицер), сначала окликнул, а когда тот бросился бежать, выстрелил… И чем более нелепо врал Стае, тем больше ему верили…
Выслушав несколько раз его нескладный рассказ, офицеры отдали Стасу автомат и вернулись в штаб. Вскоре ему передали записку и велели возвращаться к ротному. Все еще потрясенный случившимся. Стае поспешил назад.
Этот нелепый, честно говоря, дикий случай не выходил у него из головы до самого вечера, до того момента, пока его, Стаса, и Мурзенко лейтенант не взял патрулировать по городку…
Быстро стемнело. Они брели по улицам, стараясь держаться освещенной середины. Мурзенко и Стае, сами того не замечая, жались к лейтенанту, словно он был той самой гарантией от пуль и самой надежной защитой на свете. Офицер, казалось, этого не замечал, все болтал про то, как учился в военном училище, как они ходили «снимать» хохлушек, как потом, перед самым выпуском, озадаченные папаши тех самых хохлушек пытались их ловить и заставлять жениться на своих дочерях…
И чем больше он говорил, тем яснее Стае понимал, что и лейтенант боится, а потому и болтает как заведенный. Но странное дело, от этой болтовни Стасу не становилось легче. Он украдкой взглянул на хмурого Мурзенко и решил, что тот тоже здорово боится.
— Товарищ лейтенант, — вдруг перебил его Мурзенко.
— Что? — встревоженно спросил офицер. Патруль замер, напряженно вглядываясь в темноту.
— Чего, Мурзенко? — переспросил лейтенант.
— А-а… — протянул Мурзенко, словно забыл, о чем он только что хотел спросить. — Я говорю, собак чего-то не слышно…
— Да?
Они прислушались. Действительно, ни одна собака не брехала. От этой тишины Стасу стало не по себе. Он сильнее сжал автомат потной рукой, но уверенности в нем не прибавилось…
Лейтенант негромко кашлянул.
— Верно… — наконец сказал он. — Действительно, не слыхать…
— Вот и я о том же! — радостно подхватил Мурзенко. — Уже сколько идем, а все — тишина…