Ускользающая мишень

Он постепенно начинал ей нравиться, этот Хохмач. Но не прошли они и двадцати метров, как он все испортил. Взвизгнул. Да-да, взвизгнул, как двенадцатилетняя гимназистка. Причем так громко и неожиданно, что Аню чуть инфаркт не хватил.

— Ты чего? — спросила она, когда восстановила дыхание.

— Крыса.

И голос испуганный-испуганный.

— Что?! — не поверила она своим ушам.

— Крыса, — повторил он.

Аня почувствовала, что начинает впадать в истерику. Мужик, а визжит, увидев крысу! И не стесняется говорить об этом. Как ни в чем не бывало! «Крыса» — и хоть ты умри со смеху… Громко смеяться было нельзя, а не смеяться было невозможно. Девушку даже скособочило оттого, что она пыталась подавить в себе смех. Видимо, это было что-то нервное.

— Боже… — сдавленно повторяла она. — Боже мой!

— Что с тобой? — встревоженно проговорил он. — Тебе плохо, сестра?

В глазах у девушки потемнело от напряжения. Ей было действительно плохо. Она должна была что-то сделать, она больше не могла терпеть эту муку, это напряжение. И Аня отпустила вожжи…

Дикий, ужасающий хохот-вопль сотряс подземелье. Если около них еще и оставались какие-нибудь крысы, то они или умерли от страха, или убежали прочь, чтобы никогда больше не возвращаться в эти места. Хохот гремел со всех сторон казалось, в этом подземелье восторжествовал с какой-то радости сам сатана, да так, что не может, бедный, успокоиться. Аня хохотала и благодарила Бога за то, что не имеет возможности заглянуть в лицо обалдевшего (она была уверена) Хохмача, потому что в противном случае летальный исход был бы ей обеспечен. Никогда в жизни она так не смеялась!

Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем девушка затихла.

— Фу-у, — выдохнула она, едва живая. Он, наверное, понимал причину ее смеха, потому что угрюмо молчал.

— Больше так не делай, ладно? — попросила его Аня.

— Так мы идем или нет? — недовольно подал он голос.

— Да…

И вот с этой минуты все изменилось.

— Все в порядке, — сказала она. — Идем дальше.

Аня увидела, как Хохмач пожимает плечами.

— Куда теперь?

— Прямо!

Но внутри ее уверенности в этом не было. И точно, спустя несколько секунд они уперлись в стену…

Кладка была сравнительно свежая… С Аней происходило что-то странное. Она как будто не успевала за чем-то. Ей казалось, что вот-вот, прямо в следующий миг, она ухватится за что-то очень важное, за что-то такое, что ей жизненно необходимо, — и постоянно опаздывала ровно на мгновение.

И это рождало неуверенность!

Ей начинало казаться, что она вот-вот вспомнит нечто такое, что знала всегда, но всякий раз, когда это должно было произойти, забытое «нечто» снова ускользало от нее. Да что это с ней творится?!. Стараясь незаметно для Хохмача причинить боль самой себе, она до крови кусала губы в надежде хоть что-то изменить внутри себя. И все ждала: вот-вот случится что-то, от чего она вновь обретет уверенность.

Но ничего не случалось, и она ничего не вспомнила. Она смотрела на эту кирпичную стену и проклинала свою беспомощность… И еще этот Хохмач, как живой, сопящий укор совести.

— Что? — спросил он. — Все? Пришли?

— Заткнись, — сказала она ему. Аня не любила, когда на нее давили. Но молчала она недолго.

— Знаешь, кого я больше всего не люблю на свете? — вдруг спросил Хохмач. — Я не люблю упертых баб!.. За то, что вы считаете, что вам известна какая-то самая высокая правда. Вы же всегда так!.. — Он повысил голос. — Вы думаете, что жизнь должна проходить по вашим законам только потому, что вы родились на свет. Да любой ребенок лучше вас разбирается в жизни. Но он же не учит никого! А вы… Вам только дай волю! Ведь ничего не умеете, ничегошеньки, а гонору — что у императора. Думаете на рубль, даже не на рубль, на копейку, а корчите из себя — будто на тыщу, не меньше. Слов на миллион, а дел на грош. И ведь любому заморочите голову…

Это было похоже на новый приступ истерики. Пора было ее кончать.

Как именно «упертые бабы» морочат головы, ей так узнать и не довелось: как раз в ту секунду, когда он выговаривал это слово, ее кулак уже крошил ему зубы. Он слишком долго говорил, так что, когда Аня била, ориентируясь на его голос, даже в темноте вероятность промахнуться была весьма невелика. Удар был удачен, тем более что Аня вложила в него всю нервную злость, накопившуюся в ней к этому мгновению. Хохмач без звука улетел куда-то в сторону, так что она тут же потеряла его из виду.

Где-то неподалеку от нее послышалось какое-то копошение, будто зверь средних размеров пытался обрести устойчивость. Она посветила вокруг себя, но, к своему изумлению, парня нигде не обнаружила. Звуки, доносившиеся до нее, были явственны, но видно никого не было. Мистика!

— Что за черт! — проговорила Аня.

Действительно, что за черт? Никого! Он вполне мог стать невидимкой, мелькнуло у нее в голове. Она ничуть не удивилась столь смелому предположению теперь, казалось, может произойти все что угодно. И если сейчас из темноты выйдет фея в развевающемся светлом платье, она совсем не удивится, а только спросит у нее, как отсюда выйти…

— Эй! — послышался в темноте голос Хохма-ча. — Помоги мне, сестра.