Ущелье белых духов

Семенюк спустился в овощехранилище. Старой печи уже не было, Митрич и четверо мальчишек закладывали основание новой. Другие месили в корыте глину, вытаскивали на носилках мусор и обкапывали столбы.

— Вон отсюда! — закричал Семенюк, топнув сапогом.

Все, прекратив работу, уставились на него.

Старик бросил на кирпичи мастерок и выпрямился.

— Чего орёшь?

— Вы мне ответите! Я вам покажу! — Он выбежал из подвала и бегом бросился к конторе.

— Пускай пробежится, — махнул рукой старик, — застоялся.

Спустя час, когда уже заходило солнце, возле овощехранилища остановился газик директора совхоза.

Омарбеков, грузный, тяжёлый, выбрался из машины и прищурившись оглядел рассыпанные по земле овощи.

— Вот, полюбуйтесь, — показал на ребят пальцем Семенюк. — Я им велел огурцы перебирать, а они…

— А сам-то ты где в это время был? — спросил директор.

— Отлучился по делу.

— По какому делу?

Семенюк что-то забубнил. Не слушая его, директор спустился в овощехранилище.

— Здравствуйте, Евсей Митрич, — поздоровался он со стариком. — Не простудитесь тут?

— Ничего. Я разогрелся, — улыбнулся старик. — С ними не замёрзнешь.

Директор осмотрел овощехранилище.

— Сколько кирпича вам надо?

— Да хоть сотни три. Старый тоже в дело пойдёт. Глины надо машины две, крышу обмазать. Течёт.

Директор вышел и закурил, поглядывая на Семенюка.

— Докладную написать? — спросил тот.

— Насчёт чего?

— Насчёт безобразия.

— Напиши, если тебе делать нечего.

Спустя минуту газик исчез в густой дорожной пыли.

Через неделю овощехранилище стало неузнаваемым. Ребята сколотили стеллажи и барьеры. И как раз вовремя: в овощехранилище стали поступать овощи. После того как сложили печь, Виталька и Игорь несколько дней чинили корзины для яблок и винограда. Другие ребята пытались им помочь, но только без толку переводили прутья. От этой работы у Витальки и Игоря нестерпимо болели спины и пальцы, но они решили во что бы то ни стало починить все корзины.

Печка получилась что надо. Семенюк пришёл к Митричу ставить магарыч, но старик его выгнал, и Семенюк выпил водку один. Размахивая пустой бутылкой, ходил по посёлку и, встречая школьников, кричал:

— Молодцы! Орлы! Достойная смена!

Усталый, голодный Виталька пришёл домой и увидел на столе письмо.

Почерк был незнакомый. Обратный адрес — Москва. Виталька осторожно разорвал конверт.

«Дорогой Виталик!

Уже месяц, как мы дома. Дедушка книги тебе отправил, а написать письмо всё никак не соберётся. Пока он был в экспедиции, тут у него накопилась уйма дел.

Я поступила в институт. И теперь уже не школьница, а студентка.

Пока сдавала экзамены, думала только о том, как бы не провалиться. А теперь на меня напала жуткая хандра. Слоняюсь по дому, как лунатик, на книги не хочется смотреть. Села писать тебе письмо и двух слов не могу связать. Просто ужас. Думаю только о тебе, о горах, о нашем озере. Закрою глаза и вижу опрокинутые в воду вершины. Всё это сейчас кажется волшебным сном.

На днях едем на уборочную, куда-то недалеко. А мне бы хотелось приехать к вам, увидеться с тобой, сходить в горы.

Виталик, пришли мне хоть маленький букет эдельвейсов. Они сейчас осенние, но всё равно. Заверни их в бумажную трубку и пришли авиабандеролью. Букет, что я принесла с озера, впопыхах забыла. Но дело не в этом. Я хочу, чтобы ты мне прислал цветы.

Элла».

Все эти дни Виталька всецело был поглощён корзинами, а по вечерам плотничал с отцом. Отец затеял пристроить к дому закрытую веранду, в совхозе ему дали два кубометра списанного горбыля. Горбыль предназначался на дрова, но отец решил его использовать для дела.

Виталька так уставал за день, что не было сил думать о чём-либо, кроме корзин и веранды. Он даже во сне чинил корзины.

Прочитав письмо, Виталька подошёл к окну и посмотрел на горы. Солнце уже уходило. На отроги легли прозрачные тени, и лишь дальние вершины сияли красноватым блеском. Где-то там, далеко-далеко погружалось в глубокую вечернюю мглу горное озеро. Но ничто уже не нарушало первозданного покоя его берегов.

Виталька вспомнил, как в первый же день, едва они разбили палатки, над озером пролетел шумный внезапный ливень. Как потом они с Эллочкой, ошалев от восторга, носились друг за другом по мокрому лугу, по ослепительно ярким травам и цветам.

Как он мог всё это забыть? Виталька словно проснулся. Вспыхнула в памяти яркая горная весна; запахи снега и цветов, синее небо, пустынные альпийские луга.

4

За несколько дней до занятий в школе Анжелика прибежала к Витальке. Вид у неё был какой-то необычный — не то радостный, не то испуганный.

— Виталик, — сказала она, и голос её оборвался. Потом невнятно добавила: — Давай попрощаемся.

Виталька растерянно смотрел на неё. Что он мог сказать? Пожелать ей хорошо учиться? Или благополучно добраться до интерната? Ясно, что она и благополучно доберётся и будет хорошо учиться. Но при чём тут он? Лучше бы и не знать её вовсе, не видеть никогда её глаз. Не было бы сейчас непреодолимого желания перебить всё в доме.