Усеченный куб

Киру мы оставили в бараке на хозяйстве, незачем ей ходить с нами в шахту, как сказали бывалые жильцы – в забой, интересное слово, я такого не встречал. Девятый сказал, что их в училище пичкали разными словами, которые следовало вызубрить, не объясняя зачем. Это было несложно, каждое слово имело макет или объемную картинку, уже позже, когда он начал работать, ему стало многое понятно, и все же большинство слов звучали будто бы из другого мира. Я думаю, что так оно и есть. Чем больше я смотрю на работу в руднике, пытаюсь ее анализировать, тем больше прихожу к выводу, что никаких богов нет, а мы, также как Кира и другие ребята, нас пригнали сюда рыть землю ради пустой руды, раздали инструменты, чтобы мы делали односложную работу и главное, чтобы голова не думала, иначе осознаешь всю бессмысленность того, что ты делаешь.

Мы работаем в бригадах по четыре-пять человек. Каждая бригада имеет по одному пневмомолоту. Работаем по очереди, потом, когда вагонетка заполнится, тащим все наверх. Хуже всего то, что приходится тащить и молот с компрессором, его с трудом несут двое. Наверху мы выгружаем породу в отвалы, просто ссыпая лопатами в огромную яму. Она вся засыпана снегом и кажется бездонной. Из нее никогда никто ничего не забирал, это видно по снежным барханам. Я предполагаю, что мы засыпаем старый карьер, но для чего это делать?

Первый месяц и до сегодняшнего дня мы работали в карьере. Сейчас сильный ураган, робот не может довезти нас, машина стопорится и ползет назад. Один раз мы даже наглухо застряли, пришлось выходить и откапывать наш автобус. Это было по крайней мере весело, тогда еще Кира ездила с нами. Мы посадили ее на вершину снежного бархана, а она руководила нами оттуда. В такие моменты я чувствую себя свободным, рядом нет надсмотрщиков, не видны бараки, до карьера далеко, а ты в окружении знакомых и незнакомых людей, и вы все заняты общим делом, нужным вам. Даже к роботу начинаешь испытывать симпатию, потому что он отвезет тебя обратно в тепло, не считаясь с заложенным надсмотрщиками нарядом на работы. Это интересно, я уже не раз замечал, что техника часто идет в конфликт с рабочим графиком, у роботов своя логика, и она гораздо человечнее людской.

На карьере работать тяжело, но все же легче, чем в шахте. У нас на бригаду по шесть гидромолотов, в бригаде двадцать человек. Всю технику для нас подвозит отдельный робот, он же поднимает наверх огромные валуны, которые мы откалываем от скалы. Я заметил, что когда мы подъезжаем к месту работ, робот открывает какие-то ящики в начале салона. Там пусто, но раньше что-то лежало. Я нашел несколько пластиковых карточек с непонятными цифрами, а с другой стороны был нарисован рабочий костюм и странная маска.

Чем ниже мы опускались в карьер, тем упорнее становилась скала. Это не земля, как в шахте, с прожилками пустой породы, я уже начал различать качество слоя по цвету. В карьере порода была в большинстве своем ценная, отколотые нами камни потом измельчали наверху в пыль, отправляя в реактор. Внизу карьера работать было всегда тяжелее, болело все тело, сердце сильно билось. Мы оставляли Киру наверху, она пряталась в небольших пещерах, удивительно, но там было тепло. Все считают, что это из-за радиации, внизу она наиболее сильная.

Я сейчас подумал, что эта порода напоминает мне те камешки, которые я получал дома у шестого, когда мы с ним бросали в печку осколки стекла, кусочки фольги и все, что было под рукой. Получались красивые блестящие камешки, мы вытаскивали их ложкой из жара и бежали на улицу, чтобы остудить ложки в снегу. Получались гладкие камешки, мы ими любили играть, это была наша внутренняя валюта в ОДУРе, правда на нее ничего не купишь: там ни у кого ничего не было. Интересно, как работает мысль человека. Я вспомнил кусочек детства, и мне стало понятно, зачем мы теперь ходим в заброшенную шахту. Нас боятся оставить без работы. А что они будут делать, когда шахта обвалится?

Я попросил Киру, чтобы она описала свой арест и что было дальше. Я этого ничего не видел, суд пролетел для меня как секунда, мне много о нем рассказывали и она, и девятый, другие ребята, но мне все время кажется, что это было не со мной.

13 просил меня написать. Я не хочу, я пишу просто, а он хорошо. 13 очень просит, вы бы его видели, он смешной.

Я много уже не помню. Утром мы вышли из общежития. Меня попытался схватить патруль, но ребята отбили. Они просто встали перед ними и не дали подойти. Я доехала до работы и до вечера играла с детьми. Мне все время казалось, что за мной наблюдают. Вечером меня забрали.

Я провела три ночи, может, больше, я потерялась. Я была где-то глубоко, там было холодно. Там был 9 и другие ребята. Они не хотят брать себе имена, я не понимаю этого! Они говорят, что должны умереть без имени. По-моему, это неправильно!