Урок супружества

— Томас, что ты делаешь?

— Тихо, — его голос был резок от желания. Он впился в ее губы, и она обняла его за шею.

Он подхватил ее и усадил на край стола, разведя ноги и наклоняя, пока она не оказалась лежащей на белой скатерти. Как жертвенное подношение небу. Или пиршество для небесных богов. Или для мужчины.

Губы Томаса прошлись вниз по ее шее к ложбинке между грудями. Он сомкнул губы вокруг одного соска, затем перешел ко второй груди. Ее руки сжали скатерть на столе. Губы маркиза переместились ниже, лаская ее плоский живот, и еще ниже. Она напряглась в предчувствии и ожидании.

Он раздвинул ее ноги еще шире и опустил голову между ее бедрами.

— Томас?

— Ты хочешь знать, что я делаю теперь? — Спросил он мягко.

— Я не думаю, что…

Мгновение спустя, она уже действительно не думала. Он дразнил и играл своими губами, зубами и языком, и наслаждение волнами окатывало ее тело. Мир Марианны сжался. Она жила только ощущением его губ на своём теле. Пульсирующее удовольствие пронзило ее. Напряжение сконцентрировалось в ней, будто сжатая пружина, готовой вот–вот выпрямиться.

Марианна ухватилась за его плечи, и ее тело взорвалось в великолепной вспышке чистейшего наслаждения. Выгнув спину, она вздрогнула, издав короткий вскрик.

Томас сразу поднялся, сбрасывая свои бриджи.

Она ловила ртом воздух.

— Томас, ты никогда… то есть, я никогда… Я имею в виду…

— Я люблю, когда ты так бормочешь.

Он приподнял её и обхватил себя её ногами. Сжав её ягодицы, потянул к своему средоточию напряжения и вошел в неё одним быстрым, лёгким толчком. Он наполнил её, и она прижалась к нему. Ей необходимо было глубже чувствовать его в себе. Они двигались вместе всё быстрее и быстрее, и железный стол качался под ними. Огромное напряжение снова росло в ней, наслаждение разрывало её.

* * *

Наконец, когда Марианна подумала, что никогда не узнает большей радости, ее тело снова взорвалось в экстазе. Он поцелуем заглушил ее крик, и она почувствовала, как он изливается в нее. Его стон отразился глубоко в ее горле.

Марианна уткнулась головой в его грудь и цеплялась за него в течение нескольких долгих мгновений. Наконец, он отпустил ее, чтобы она могла лечь на стол, оперся на руки по обе стороны от нее и усмехнулся. Девушка пристально посмотрела на него с удовлетворенной улыбкой и скользнула взглядом от центра его груди вниз.

— Это было очень интригующе, Томас. Ты никогда раньше так не делал.

— Я приберег это, — он засмеялся. Вдруг его глаза резко расширились. Он вскрикнул и дернулся.

— Ай!

Марианна приподнялась на локтях.

— Что случилось?

— Черт побери, меня что–то ужалило! — Он начал крутиться в попытке разглядеть что–то через плечо.

— Ужалило, — она села, — ты имеешь в виду пчелу?

— Нет, ястреба, — съязвил он, — конечно, пчелу.

— Позволь мне посмотреть.

— Нет, — сказал он, сила его негодования гораздо более соответствовала человеку, одетому по всей форме, чем полностью голому.

— Ну же, Томас, — она подавила усмешку. — Повернись.

— Очень хорошо, — он раздраженно повернулся.

Она никогда прежде не видела его при таком ярком свете и не могла не восхититься твердыми, великолепно вылепленными ягодицами, мало чем отличающимися от мраморных статуй в Британском музее. Только на тех не было больших, покрасневших следов.

— О дорогой, — Марианна мягко дотронулась до покрасневшей кожи, и мужчина резко втянул в себя воздух. Она вздрогнула, сочувствуя. — Мне так жаль. Это действительно выглядит довольно мерзко.

— Я чувствую себя довольно мерзко.

— Но мне не кажется, что опухоль не опасна. Все, в чем ты нуждаешься, так это в хорошей припарке…

Она соскользнула со стола и стала искать свою одежду.

— Ох? — Томас повернулся и поднял бровь с намеком. — Но только кто этим займётся?

Марианна подняла свое платье и встряхнула его вместе с сорочкой.

— Я уверена твой камердинер…

— Или жена, если бы она у меня была, — сказал он резко.

— Если бы у тебя была жена, то она, вероятно, была бы хорошей, правильной женщиной, которая никогда не согласилась бы на такое приключение. Поэтому, прежде всего, ты не оказался бы в этом положении и никогда бы не получил пчелиное жало в зад.

Девушка натянула на себя сорочку.

— Что ты делаешь? — нахмурился Томас.

— Одеваюсь.

Она скользнула в платье, подошла к нему и приподняла с шеи волосы.

— Ты мне поможешь?

— Конечно, я не собираюсь этого делать.

Она посмотрела на него через плечо.

— Почему нет?

— Приключение не закончено.

Он обхватил ее руками, удерживая возле себя. Она расслабилась в тепле его объятия.

— У меня нет никакого желания позволить чему–то столь незначительному, как жало пчелы, удержать меня, и я не собираюсь позволить тебе уйти.

— Ты едва в состоянии продолжить.

— О, осмелюсь заметить, что я легко могу продолжить, — он поцеловал ее в шею. — Я ранен, но не смертельно.

— Я отлично знаю это.

Восхитительные острые ощущения охватили ее. Возможно, он мог продолжить.

— Однако, я слышал о людях, которые погибали от жала пчелы, — шептали его губы, лаская кусочек кожи в изгибе между шеей и плечом, Томас сильнее прижал ее к своему телу.

— Если бы я умирал, то ты должна была бы выйти за меня замуж.