Он торопливо дернул за шнурок, висевший у двери. Наверное, колокольчик для вызова слуг. На табачной фабрике тоже были такие, на случай чрезвычайных происшествий. Впрочем, они оказались бесполезными. Однажды Нелл дернула за такой шнурок, но гидравлический пресс продолжал работать еще пять долгих минут, в течение которых успела погибнуть работница. От этого воспоминания Нелл стало не по себе.
— Что вы предпочитаете, чай или кофе?
— Я предпочитаю сесть в омнибус и уехать на работу, — твердо сказала она, стараясь отчетливо выговаривать слова. — Или же взять у вас соверен в качестве недельного заработка, которого наверняка лишусь, если из‑за вас так и не появлюсь на работе.
— Договорились, — без колебаний согласился Сент‑Мор, чем сильно ее удивил. Так легко разбрасываться деньгами — да еще какими! — мог только безумец. Впрочем… Для такого богача двадцать шиллингов все равно что пыль под ногами.
Нелл почувствовала себя полной дурой. Надо было потребовать больше — двадцать пять или даже тридцать шиллингов.
Но все равно этого будет мало без добычи, спрятанной под матрасом. Чтобы вызволить Ханну из тюрьмы, понадобится много денег.
В дверь комнаты заглянула горничная в белоснежном чепце. Это была не вчерашняя курносая служанка, а другая — пухлая и белокожая, которая с испугом взглянула на Нелл.
— Принесите завтрак для леди, — велел ей Сент‑Мор. — Кофе, чай и… горячий шоколад. И все блюда, которые обычно подаются к завтраку.
Глаза горничной широко раскрылись, но она произнесла лишь коротко:
— Слушаюсь, милорд.
И, сделав книксен, поспешно удалилась.
Нелл посмотрела ей вслед. Должно быть, ее мысли отразились на лице, потому что Сент‑Мор спросил:
— Что такое? Чем она вам не понравилась?
— Не в этом дело, — покачала головой Нелл. Ей было не по себе от того, как девушка покорно кланялась, словно рабыня. — Просто не могу понять, как можно пойти в услужение.
— Почему бы нет?
— И быть вынужденной кланяться таким, как вы, к примеру?
Нелл замолчала, мысленно спрашивая себя, почему она так враждебно относится к Сент‑Мору. Справедливости ради стоило заметить, что он, несомненно, был добр с ней, тайком проникшей в его дом и угрожавшей ему смертью. Более того, он даже обещал дать ей соверен!
Именно его доброта и злила ее. Она ее не заслужила, значит, он хотел от нее чего‑то. Но что могла она дать такому мужчине?
— Ну, не знаю, — улыбнулся Сент‑Мор. — Трехразовое питание, удобная комната, безопасность — наверное, все это вполне оправдывает необходимость периодически кланяться хозяину.
— Ну, это для кого как, — пробормотала она.
— И от чего же это зависит?
— От того, во сколько человек оценивает свою гордость.
Он сделал шаг к ней, и Нелл тут же передвинулась поближе к тяжелому напольному канделябру. Если он снова попытается ее поцеловать, она его огреет им как следует!
Сент‑Мор подошел к ней, мельком взглянув на ее постель. У Нелл бешено заколотилось сердце. Если он и заметил неестественную выпуклость там, где было спрятано наворованное добро, то это никак не отразилось на его лице.
— Значит, вы высоко цените свою гордость? — спросил Сент‑Мор.
Удар попал в цель. Она опустилась до воровства ради матери, что, на взгляд Нелл, оправдывало ее. Но в конце концов врачи не смогли ничем ей помочь. Теперь мама лежала в могиле, а безвинная Ханна мучилась в тюрьме.
— Гордость — это единственное, чего нельзя отнять у человека, — сказала Нелл. «Если только этот человек сам не растопчет ее», — добавила она мысленно.
Сент‑Мор удивленно приподнял бровь.
— Вот уж не думал, что женщина с синяком под глазом может быть столь наивной.
Она совсем забыла об этом! Машинально коснувшись синяка, она снова подумала о том, что накануне Майкл был не в себе от бешенства. Если бы не удалось улизнуть от него, он бы ее просто убил.
Она покраснела, заметив на лице Сент‑Мора выражение жалости.
— Можете думать обо мне все, что угодно! — дерзко сказала она. — Неужели вашей гордости никогда не наносили удара?
— Моей? Нет. — Он сел на кровать, и на его губах появилась понимающая улыбка, от которой сердце Нелл ушло в пятки. Он почувствовал, что под матрасом что‑то лежит. — Но я знаю человека, у которого украли предмет его гордости, да и радости, если говорить точнее. Я имею в виду старого графа Рашдена.
Он сделал многозначительную паузу, и Нелл, не выдержав, воскликнула:
— Ну? И что же у него украли?
— Что украли? Вас, дорогая леди Корнелия.
Нелл лишь презрительно фыркнула. Что тут такого — украсть никому не нужного незаконнорожденного ребенка? Но вслух ничего не сказала. Сент‑Мор явно хотел обманом втянуть ее во что‑то. Лучше держать язык за зубами, пока она не поймет его тайные намерения.
Казалось, он прочел ее мысли.
— У вас завидное самообладание, — сказал он, внимательно разглядывая ее, и в его голосе прозвучало что‑то новое, словно он ее оценивал и… возможно, строил коварные планы.
Нелл насторожилась.
— Я вам не лошадь на аукционе, — отрывисто сказала она. — Может, еще и в зубы хотите заглянуть?
— Зачем? — улыбнулся он. — Сегодня ваш счастливый день, мисс Нелл‑но‑не‑Корнелия. Вы мне нужны такой, какая есть.