Мне Ольга говорит:
– Простите, нужно было вас об этом предупредить. Хлестать женщину плеткой в цивилизованном мире противозаконно, даже за плату. Но все будет шито-крыто, если отстегнуть мрази денег. Вот, – кричит она, снова обращаясь к клерку, – берите сотню! Это я вам не в обиду! Хотите полторы? – Будьте добры, ваше удостоверение личности, мадам.
– Вам известно, кто я, – рычит она, – в этой стране меня знает каждый.
– Мне необходимо внести номер вашего удостоверения в журнал учета, мадам.
– Скажите на милость, почему обязательно нужно ставить меня в неловкое положение на глазах у потенциального мужа? Почему вы заставляете меня испытывать стыд за свой народ перед человеком, которого я люблю? Посмотрите на него! Посмотрите на то, как он одет! На его пальто с бархатным воротником! На его брюки – не с крошечной молнией, как у вас, а с пуговицами! Вы что, добиваетесь того, чтобы мужчина передумал жениться на чешской женщине?
– Я всего лишь хочу взглянуть на удостоверение личности, сэр. Я сразу его верну.
– Ольга, – тихо говорю я. – Перестаньте.
– Вот видите? – взывает Ольга к администратору. – Ему уже противно. А знаете почему? Потому что он думает: “Где же их прекрасные старинные европейские манеры? В какой еще стране допустят такое грубое нарушение этикета по отношению к даме в холле приличной гостиницы?”
– Мадам, попрошу вас задержаться, я доложу о том, что вы отказались предоставить удостоверение личности.
– На здоровье. А я доложу, что вы грубейшим образом нарушили правила этикета по отношению к даме в холле приличной гостиницы в цивилизованной европейской стране. Посмотрим, кого из нас посадят за решетку. Вот увидите, меня или вас отправят в принудительно-трудовой лагерь.
Шепчу ей:
– Да покажи ты им это удостоверение.
– Ну же! – вопит она клерку. – Давайте, вызывайте полицию. В лифте гостиницы “Ялта” один человек не снял шляпу перед дамой и теперь десять лет будет трудиться на урановых рудниках. В гостинице “Эспланада” швейцар не отдал поклон выходившей даме и теперь сидит в одиночной камере без уборной. За то, что учинили вы, век вам не видать ни жену, ни старушку мать. Ваши дети вырастут и проклянут своего отца. Ну же. Вперед! Пусть мой будущий муж увидит, как в этой стране поступают с невежами. Пусть увидит, что мы не спускаем грубости по отношению к чешской женщине! Зовите представителей власти – прямо сейчас! А мы пока позавтракаем. Пойдем, дорогой, сокровище мое.
Она берет меня под руку и уводит прочь, но прежде клерк успевает сказать: “Вам письмо, сэр”, – и сунуть мне конверт. Записка написана от руки на бланке гостиницы.
Дорогой господин Цукерман, я чешский студент и глубоко интересуюсь американской литературой. Я написал работу о вашей прозе и хотел бы обсудить ее с вами. “Роскошь самоанализа в условиях американской экономики”. Готов встретиться с вами здесь, в гостинице, в любое удобное для вас время. Пожалуйста, сообщите на стойке, если вы согласны.
С огромным уважением,
Посетители уже позавтракали и теперь наблюдают поверх чашек с кофе за тем, как Ольга упрямо отбрыкивается – метрдотель пытается усадить нас за угловой столик. Она хочет сесть за столик возле стеклянных дверей, ведущих в холл. Метрдотель по-английски объясняет мне, что этот столик зарезервирован.
– На завтрак? – парирует она. – Бесстыжая ложь.
Нас усаживают на столик у стеклянных дверей. Я говорю:
– Что теперь, Ольга? Что будет дальше?
– Прошу, не надо об этом. Это обычные глупости. Мне, пожалуйста, яйца. Яйца пашот. Яйцо пашот – самая невинная вещь в мире. Если я не поем, я упаду в обморок.
– Скажи, что было не так с тем первым столиком?
– Жучок. Может, и тут стоит жучок; может, у них жучки во всех столиках. Плевать, у меня сейчас совсем нет сил. Меня это уже зае**ло. Вообще все зае**ло. Научи меня еще какому-нибудь крепкому словцу. Этим утром оно было бы очень кстати.
– Где ты была всю ночь?
– Ты меня не захотел, но нашлись люди, которые захотели. Позови официанта, пожалуйста, а то у меня голова кружится. Я упаду в обморок. Меня тошнит. Схожу в уборную, проблююсь.
Она выбегает из-за столика, я следую за ней, но у дверей в холл мне преграждает путь молодой человек с маленькой бородкой, в грубого сукна куртке с деревянными пуговицами, в руке тяжелый портфель.
– Умоляю, – говорит он, и совсем близко я вижу его лицо, перекошенное паникой и страшной тревогой, – я только что поднимался к вам в номер и вас не застал. Я Олдржих Гробек. Вам передали мою записку?
– Буквально только что, – говорю я, провожая глазами Ольгу – она бежит через холл к дамской комнате.