Уроборос

— Сколько еще? — прошипел я в лицо младенца, не удержавшись, — Ты не понимаешь, — выдрал палец, резко отступая назад.

Оперевшись руками на стену, я тряс головой, стараясь вернуть себе исчезающий разум. Но спазм уже скрутил внутренности, вырывая наружу истерический смех. Содрогаясь, я сполз вниз, не оборачиваясь туда. Не снова.

— Это цена?! — сквозь смех прокричал я, — Бесконечный лабиринт.

Сжав голову так, что волосы под пальцами затрещали, я уперся лбом в стену, слыша вновь нарастающий плач за спиной.

Снова.

Век за веком. Год за годом.

И снова здесь.

— Что ты творишь, — повернулся я, — какого черта?!

Подхватив ребенка под подмышки, я вытянул ее вперед, вглядываясь в глаза, что сфокусировались на мне. Она не знает. Ничего не понимающий младенец. Моя дочь. Зажмурившись, я прижал ребенка к себе, стараясь заглушить боль, что сейчас огненными волнами расплывалась по всему существу.

— Как же сильно женщины бывают мстительны, — тихий голос привлек внимание, но я не оглянулся.

Сегодня он был на надрыве. Нет, даже не так. Сломленный, разорванный в клочья, не способный собраться заново. Каждый слог сочился болью и безумием, в котором застрял и он вместе со мной. Положив обратно успокоившуюся Валери, я все же обернулся, устало окидывая взглядом гостя.

— Я не могу больше, — нахмурившись, он поправил черные волосы, что спутались в нечесаные комки, — вытащи это из меня.

Он с силой прижал палец к виску, а я только заметил, что красные борозды вспарывали лицо от уголков глаз и до самого подбородка. Он нервно облизал губы, вновь впиваясь ногтями туда, где так и не заживали нанесенные раны. Словно он прямо сейчас собирался продраться в собственный мозг. Грязные ногти скребли болячки, не позволяя бессмертному излечиться.

— Не я это начал, — усмехнувшись, я сделал шаг вперед, — ты же сам сказал — мы ничего не можем сделать с существованием друг друга. Или забыл?

Усмехнувшись, я сложил руки на груди. Он застонал, разворачиваясь к стене.

Мой убийца.

Мой воспитанник.

Поддавшийся на речи Исиды. Примкнувший ко мне вновь. Развязавший то, что сотни лет мы не в силах исправить, захлебываясь собственным безумием, сотрясаясь от бессилия. Мы бессмертны.

Тюрма, что однажды была принята мной добровольно стала могилой Эписа.

— Все помню, — кулак Рабоса врезался в стену, оставляя на дереве влажный кровавый отпечаток, — вот тут оно все!

Он развернулся с силой ударяя по виску вновь. Кровь из не успевшей еще затянутся раны усилилась, стекая по подбородку и капая на пол. Обессиленный, некромант сполз по стене вниз, вцепившись пальцами в волосы и раскачиваясь, словно обезумел окончательно.

Мы были близко. В этот раз, я был просто уверен, что мы положим всему конец. Все то, что я так долго просчитывал, каждый шаг, несколько запасных планов — все было приведено в действие. Мы повторили все. Очень близко. Я чувствовал запах свободы.

Но ошибка, что я сделал раньше, в самом начале.

Одна ошибка.

Просчет, слабость.

Довериться чувствам. Вновь привязаться к живому.

Такова цена?

— Мы просто что-то упустили, — тихо проговорил я.

Фигура на полу зашлась истерическим смехом. Он выдирал волосы, я мог поклясться, что вижу, как черные комки падают на пол землянки. Неожиданно он подскочил на ноги, хватая меня за плечи. Бровь сама поползла вверх.

— Да, — в его глазах плескалось безумие, — да! Только не мы, Оливер. Ты упустил, — усмехнулся он, — а я вообще не должен был во всем этом участвовать, понимаешь? Вот эти мозги, — он вновь коснулся красной раны на виске, — они не для бесконечной жизни. Они не могут уместить в себе все то, что вы, — палец уперся в мою грудь, — творите! Выведи меня! — его ладонь ударилась о мое плечо, — Просто вытащи все это.

— Ты единственный, кто помнит все, кроме меня, — прорычал я, — и вот сейчас, когда мы практически все сложили ты не можешь набраться мужества?

— На что мужества, Оливер?! Снова смотреть, как Пламя охватывает Эпис? Еще раз? Слышать все это, гореть самому! — он рассмеялся вновь, не опуская рук, — Или убить твою дочь? — я дернулся, — Сына? Кого еще? — нервный смешок вырвался из горла, — Ты псих. И это твое наказание, а не мое.

Я внимательно смотрел на обезумевшее лицо и вдруг мысль, что так долго мучительно билась в голове, вышла наружу. Это же действительно может быть так. Он не должен был становиться бессмертным. А значит, если вывести его из игры…

Начать сначала.

Я недоуменно уставился на свои руки, что сейчас охватила дрожь.

Подняв взгляд улыбнулся, видя в отражении тот же безумный блеск.

— Мы спасем их всех, — пальцы прижались к виску друга, от чего тот тут же облегченно вздохнул, вытягивая потоки, — ты вспомнишь после. Если захочешь. А сейчас слушай…

Человеческая память, не способная выдержать то, что взвалила на нее вечная жизнь, пластичная, словно глина в руках умелого художника. Чувства во многом были ключом к темным пятнам, но не в этот раз. С особой тщательностью я пролез в каждый угол, зачищая и меняя. Облегчая страдания. Возвращая первую цепь, выдвигая вперед. Не возомнил бы он себя после этого предсказателем. Хотя и в том ничего плохо не будет.