Уральских гор хозяин

И вот на фоне просыпающихся природы и инстинктов, случилось примечательное событие. В один из особо ясных и солнечных дней, Евфимию с няньками, шествующими из церкви домой, встретил отец семейства. Я, по своему обыкновению, в это время сидел на крыше, и транслировал малышу картинку — свое мутное отражение от железной кровли. Акинфий, взял на руки моего подопечного, и в какой то момент картинка передалась и ему.

Какое то время мы втроем смотрели на одно и то же, а потом когда я это понял, то рванул с крыши так что только пятки, пардон, крылья засверкали, краем сознания отметив безмерное удивление неожиданного собеседника.

Честно говоря я порядком струхнул — а ну как заводчику пережитое не понравится, и он прикажет отстреливать всю пернатую живность?!

Прошлявшись, по окрестностям завода два дня, и не заметив никаких тревожных признаков, на третий день прилетел на насиженное место. Семейство было в сборе. Дите почивало на руках у няньки, а папенька и маменька мирно беседовали за обеденной трапезой.

По окончании обеда, нянька передала драгоценный сверток Евфимии и удалилась. Никита, видимо почувствовав мое присутствие проснулся, завошкался и я уже готовился начать наше обычное общение, как меня торкнуло.

Пришла какая-то непонятная уверенность в том именно сейчас произойдет, я слетел со своего насеста и уселся на раму приоткрытого окна.

— Кхарр — поздоровался я с оцепеневшими от удивления присутствующими.

Маменька, будучи женщиной решительной и не пугливой (а чего пугаться то, эка невидаль — ворона прилетела), потянулась, чтобы запустить каким ни будь предметом в нахальную птицу, но была остановлена Акинфием. Заводчик смотрел на меня внимательно и жестко. Вся моя уверенность улетучилась и стал лихорадочно думать что делать дальше. Прислушался к себе, в животе от страха засосало… прислушался к Никите, ощутил нечто похожее на удивление и смутное чувство голода…

О! Ребенок голоден. С трясущимися поджилками влетаю в горницу, аккуратно присаживаюсь на краешек стола. Очень, очень медленно подхожу к удивленной матушке и как можно деликатнее тюкаю ее клювом в грудь, и показываю клювом на ребенка, благо в этот момент он радостно улыбается, и отхожу чуть в сторонку.

Ноль реакции, на меня все также удивленно пялятся. Повторяю операцию. Потом еще раз. Кажется начинает доходить. Первым до смысла пантомимы дочухал Акинфий.

— Мать, а ну дай грудь дитю — приказал глава семейства и той ничего не оставалось как выполнить указание. Никитка, которому видать передалось мое голодное состояние (а я был голоден почти всегда), вцепился в материнскую титьку и жадно зачмокал.

Посчитав что для первого раза общения хватает, я решил откланяться и прихватив со стола кусочек хлебца, рванул наружу.

* * *

На следующий день прилетаю в благодушном настроении с намерением продолжить знакомство. В горнице, окромя родителей присутствует еще одна персона, знакомая покамест только визуально, а именно пастырь людских душ или если говорить попроще — поп Спасо-Преображенской церкви. То что первая в Невьянске церковь была Спасо-Преображенской я помнил еще из "той" жизни, когда изучал материалы по Уралу, а то что это поп понятно из разговора. И чем дольше длился разговор, тем меньше он мне нравился.

Акинфий делился с попом семейными тайнами, точнее одной пернатой тайной, которая должна была быть строго для семейного употребления.

— Что ж ты творишь, дубина?! Сейчас он тебе наговорит… вот вот это самое и наговорит… и это то же. Что-о-о?! Бесовская птица?! Ах тыж пенек бородатый, что бы ты понимал… Изловить говоришь… ага так я и дался, чтобы ты потом на мне свое знание экзорцизма проверял практикой.

Заворочался и заплакал потревоженный Никитка, что перевело разговор в более практическую плоскость. Запахло ладаном — похоже поп приступил к исполнению своих обязанностей, дом оне освящяют после меня видите ли…

Улетал в крайне поганом настроении. Забился в свое дупло. На душе было тяжело и муторно.

Вот так оно и бывает — вроде начало что то получаться и хлоп, человеческая придурь спускает все достигнутое в выгребную яму. Хотелось найти Акинфия, подлететь и вцепившись в морду всеми когтями, раздирая ее в мясо и яростно долбя клювом орать: "Что же ты натворил, дурень?! Тебе для долгой и счастливой жизни только обвинения в колдовстве не хватает, а? Али ты другие грехи замолил и тебе каяться больше не в чем? Небось про то как серебро тайком плавил или людей пачками топил в подвале невьянской башни попам не рассказываешь, чурбак уральский? Или как варнаки, тобою прикормленные, людей, места рудные нашедших, на тот свет спроваживают?

На другой день, долго летал вокруг завода в раздраенных чувствах и злился. Краем сознания отметил что летаю сам — сосед по организму забился куда то в дальний угол и не отсвечивал. Похоже становлюсь единоличным владельцем пернатой тушки.

Под конец дня придумал месть и полетел на завод. Аккуратно пробрался на свое место.