Урал улыбается

В ближайшее воскресенье я отправился с ними к Васе Гвоздикову.

Вася сидел за столом, заваленным, как у настоящего скорняка, меховыми обрезками, и пытался смонтировать из микроскопических кусочков нечто цельное, работая с тщательностью и кропотливостью художника, создающего мозаичное панно. На болванках торчали две уже готовые шапки.

— Как бюро? — спросил я. — Процветает?

— Распалось бюро, — сказал Вася, печально махнув рукой. — Исхалтурились все. Художнику моя жена дала импортный лак для себя, а он этот лак — в заначку, а ей облил волосы какой-то не то политурой, не то клеем, еле-еле потом керосином отмыли! А Вадька-лекальщик совсем обнаглел, дерет почище Эльвиры Трофимовны. Мечтает уйти с завода, да боится, как бы не причислили к тунеядцам.

— А как аспирантка?

Вася вздохнул:

— Та, конечно, делает все аккуратно, но пьет только коньяк. И в это время любит во всех подробностях рассказывать, отчего с мужем развелась… А сама из-под мини-юбочки круглыми своими коленками так и сверкает! Ты же знаешь, какая у меня жена: отсталый элемент. Все понимает по-своему и, конечно, скандалит. Даже к матери временно переехала… Хотя мне, чем про чужих мужей слушать, интересней с каким-нибудь умным человеком потолковать о науке, о спорте. Как вот, скажем, может спортсмен свою золотую медаль продать?

Вася достал из буфета начатую бутылку и поставил на стол:

— Давай тяпнем! Я тебе не какой-нибудь шабашник, мне магарычей не нужно, хорошему человеку я сам пузырек могу поставить!

Выпив, Вася взялся за мои шкурки. Он долго вертел их, ерошил, нюхал, поворачивал так и этак, почему-то поминутно взглядывал на свою незавершенную меховую мозаику, наконец сказал:

— Маловато на шапку… Понимаешь: животы отрежутся, бока отрежутся… Еще надо бы три шкурки.

Я молча показал ему шиш, забрал шкурки и ушел.

Теперь вот ищу книжку «Кустарь-надомник», изданную в двадцатые годы.

Петр Воскресенский

— Давай! Давай! — он звал с трибуны в зале.

— И ты давай! — оратору сказали.

Оратор после этого умолк:

Он звать умел, а вот давать не мог.

Он за троих тянул. В конечном счете

Так и сгорел, бедняга, на работе.

Но производства здесь вина

                   исключена,

Поскольку он сгорел-то… от вина.

Владимир Иванов

Не успел Куликов надеть нарукавники и достать арифмометр, как появилась секретарша директора:

— Понькин уходит на пенсию. Собираем па подарок. Кто желает присоединиться?

Все знали, что Понькин работает в другом учреждении, но отказать уважаемой секретарше, которая дружила с Понькиными и доставала через них дефицитные вещи, никто не решился…

Через час в отдел заглянул инкассатор с шапкой в руке.

— По целковому! — потребовал он голосом, не допускавшим возражений. — Деев защитил диплом.

Деева никто не знал. Куликов хотел выяснить, какое отношение имеет к его бюджету диплом Деева. Но боясь показаться мелочным в глазах Марьи Ивановны, согнал с лица кислое выражение и мечтательно произнес:

— Такое случается не часто.

Марья Ивановна дала рубль, потому что дал Куликов. Петр Иванович последовал примеру Марьи Ивановны…

После обеда залетел профорг:

— Булкина уважаете? — задал он напрямую вопрос.

— Уважаем, — нетвердо сказали сотрудники.

— Тогда гоните валюту. Булкину не оплатили прогул.

А к вечеру пришел мужчина в телогрейке с подмигивающим, как стоп-сигнал, глазом и без объяснений собрал по рублю. Как потом выяснилось, он нигде не работает и ему крайне нужно было купить железнодорожный билет до Ростова.

Когда Куликов принес домой получку, жена недосчиталась двадцати рублей.

— Где деньги? — с тревогой спросила она мужа. — С каждым месяцем ты приносишь все меньше и меньше. Признайся: тратишь на женщину?

— Да что ты, нет у меня женщины, — испугался Куликов, — я даже на обедах экономлю. Все дело в традиции… — И он рассказал о прошедшем дне.

— Подыщи себе работу в другом месте, — категорически сказала жена.

Через неделю Куликов зашел в находившийся по соседству отдел снабжения макаронной фабрики.

Инспектор по кадрам внимательно выслушал его, напоил чаем.

— Плановики нам нужны, — заинтересованно сказал он. — Завтра оформим. Да, кстати, у вас есть с собой деньги?

— Зачем? — удивился Куликов.

— У Петруниной растрата. Собираем по пятерке.

Куликов вышел, не попрощавшись.

Александр Костин

Наконец-то мечта наша сбылась — окончили училище и попали в драматический театр.

— Мы вас принимаем в труппу, — сказал режиссер. — Скоро я закончу пьесу. В ней есть две захватывающие роли. Бессловесные, правда. Но глубоко волнующие нас. Роль наших современников. Ценных работников. Скромных тружеников. Короче говоря, роль уборщиц. Согласны?

— Но мы же мужчины?

— Чепуха! — обрадовался чему-то режиссер. — Гример сделает из вас премилых старушек. А пока достаньте где-нибудь тряпки и начинайте репетировать.

Мы начали репетировать. Ползали по полу и терли его сухими тряпками изо всех сил.

— Вы не ползайте, как малые дети, — учил нас режиссер. — И не просто трите пол. Смачивайте его водой, как следует выжимайте тряпки и только после этого насухо протирайте. Неужто вы не знаете, как это делают настоящие уборщицы?