Упрямица

Дону Энкарнасиону больше не было нужды притворяться и лгать.

– Однако ты, Лусеро, поставил под вопрос удачу всего предприятия! Дело не состоится, пока мы не узнаем, насколько глубоко бунтовщики проникли в наши замыслы.

– Вы говорите о вашем шпионе? – Фортунато, стараясь выглядеть спокойным, сложил бумаги в прежнем порядке и убрал их обратно в ящик. Каким-то образом он надеялся обвести Варгаса вокруг пальца, прежде чем выяснится, что благородный дон Альварадо служит противной стороне.

Седые, сверкающие, как серебро, брови старика взметнулись вверх:

– Ты успел узнать и про Эмилио?

– Американцы очень хотят сохранить Хуареса в добром здравии. Про Эмилио им давно известно.

Ник блефовал, как настоящий покерный игрок. О, если бы Маккуин не был так скрытен и передал бы Нику больше информации! Хорошо бы знать, кто этот Эмилио.

Варгас вдруг взорвался. Так бывает иногда – при ясном небе внезапно гремит гром.

– Ты отвратителен мне, креол, патрон прославленного Гран-Сангре, перекинувшийся на сторону самого низкого отребья, воров, убийц. Ты предал и свое сословие, и своих благородных предков!

– А вы, дон Энкарнасион, предали свою страну. Вцепившись когтями в свои богатства, вы рвете Мексику на куски.

– Я должен был бы пристрелить тебя, как бешеную собаку, – сказал старый дон.

– Вряд ли вы так поступите, сеньор. Выстрел разбудит гостей, и они начнут задавать нежелательные вопросы.

Говоря это, Ник осторожно перемещал руку по столешнице к массивному хрустальному пресс-папье. У него был только один шанс, и он намерен был им воспользоваться.

Старый Варгас горестно потряс головой:

– Сначала я принял тебя за простого воришку. Жаль, что это не так.

Он поднял дуло пистолета на уровень груди Фортунато.

В наступившую тишину ворвался голос Мерседес:

– Не смей!

Она перехватила руку старика, подкравшись из-за спины. Он боролся с ней, вырывался, но Мерседес цепко держала его.

Ник кинулся к ней на помощь, но тут прозвучал выстрел, и пуля вошла в чью-то плоть. «О Боже! Только не Мерседес!»

Старый человек, сгибая колени, опускался на ковер, а Мерседес возвышалась над ним, победившая, но далеко не торжествующая.

Она смотрела в его мертвеющие глаза, видела кровавое пятно, расплывающееся по рубашке.

– О Матерь Божья! Она меня не простит. Я совершила убийство, смертный грех… ради предателя и шпиона хуаристов.

– Он убил сам себя в борьбе. Это был случайный выстрел, – торопливо объяснял ей Ник, но она, слушая его и глядя на него широко раскрытыми глазами, была словно неживая. Дар речи вернулся к ней не сразу.

– Что тебе понадобилось здесь, Лусеро? Шпионить, красть, совершать преступления в доме, где тебе оказали гостеприимство?

Никакая любовь к мужчине не могла избавить от презрения к его позору.

– Что ты делаешь? – воскликнула она в отчаянии, увидев, что он схватил драгоценный золотой нож для разрезания бумаг, украшенную бриллиантами чернильницу, еще что-то, и все это рассовал по карманам.

– Пусть думают, что здесь побывал взломщик. Дон Варгас как раз намеревался пристрелить меня, как заурядного воришку.

Подобрав с пола револьвер, Ник толкнул Мерседес к выходу. В доме уже поднялась паника. Выстрел в кабинете разбудил и гостей. Но супружеской паре хватило нескольких секунд, чтобы добраться до своей спальни и рухнуть, еще не отдышавшись, под роскошные покрывала.

– Раздевайся, быстро! И неси свою одежду в гардеробную, – приказал он.

Сам Ник проскользнул на веранду и, завернув украденные вещи в тряпку, спрятал под сучьями плотоядно разросшихся бугенвиллей.

Он застал Мерседес уже раздетой, дрожащей от ужаса, возмущения, ожидающей от него немедленных объяснений, но стук в дверь охранников заставил все непроизнесенные слова замереть на ее устах.

Кто-то уже обнаружил тело дона Энкарнасиона, и теперь весь дворец, а чуть позже и все поместье превратятся в место для допросов, а может быть, и пыток.

Балконные стекла задрожали от ударов, а входная дверь едва не вылетела из петель. Личная армия Варгаса делала свою работу.

– Какого черта вы к нам ломитесь? – воскликнул Ник.

– Тысяча извинений, дон Лусеро. Грабители проникли в дом… Мне приказано убедиться, что никто из гостей не подвергся нападению.

– Как видишь, дружище, мы в полном порядке, – заявил Николас, впуская в спальню настороженного, вооруженного до зубов слугу. Его тревожило, что Мерседес может выдать свои чувства, но она застыла под шелковым покрывалом, как каменная.

Шаги, сопровождаемые гулким многоголосым эхом, затихли в коридоре. Николас повернулся к ней и встретил ее взгляд. Лучше б было ему не видеть ее обвиняющих глаз.

– Почему? – едва слышно прошептала она, потому что голос отказал ей.

Мерседес загораживалась от него тонкой шелковой преградой, укрывшись простыней до подбородка, но теперь этот шелк был тверже любых стальных лат.