Упрямица

Дэнни устроилась на низенькой дамасской софе, раз­ложив на коленях вышивание, а прямо над ее головой торчали огромные загнутые вверх бивни слона. Рэйвен в полном молчании бродила по этому музею, разглядывая животных. Мерцающий свет ламп отражался в стеклян­ных глазах охотничьих трофеев Филиппа Бэрренкорта. Дэнни украдкой наблюдала за молодой хозяйкой.

– Как ты можешь сидеть здесь и вышивать? – спросила наконец Рэйвен. – Даже твоя спальня кажется уютнее, чем эта комната.

– Наверняка так оно и есть, – с невозмутимым видом ответила Дэнни.

– Тогда почему ты устроилась здесь? – нахмури­лась Рэйвен.

– Мистер Филипп предложил мне расположиться тут. Я заявляю вам, мисс Рэйвен, что ваш кузен Филипп – очень странный.

– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросила Рэйвен, подходя ближе, чтобы рассмотреть сверкающие глаза оскалившегося бенгальского тигра. – За обедом он показался мне очень любезным.

– Но какой-то он… отстраненный, словно не от мира сего, – возразила Дэнни. – Мне кажется, он и полови­ны того, что ему говорили, не услышал.

Рэйвен пожала плечами.

– Наверняка он постоянно думает о делах. Ты же знаешь, какими могут быть мужчины. Даже папа… – Она осеклась, ей по-прежнему было больно вспоминать об отце, особенно сейчас, когда на сердце и без того было невыносимо тяжко от предательства Шарля.

– Ну полно, полно, мисс Рэйвен, – поспешно про­говорила Дэнни, заметив блеснувшие в глазах девушки слезы. – Пора уже перестать печалиться. Жизнь ведь продолжается. Я просто уверена, что мистер Филипп от­даст вам ваши деньги и мы целыми и невредимыми вер­немся в Нортхэд, не успеете и глазом моргнуть.

– Наверное, ты права, Дэнни, – согласилась Рэй­вен, продолжая бродить по комнате.

Странно, но мысли о Нортхэде сегодняшним вечером не приносили обычного утешения. Тупая боль в сердце при любой мысли о Шарле почему-то умаляла значение всего остального. Она все еще не могла поверить всерьез, что той ночью он отправился сразу после нее к этой ис­порченной девчонке – Беттине Бейтмэн. «Немедленно прекрати изводить себя'» – приказала себе Рэйвен, бо­ясь, что сойдет с ума от боли, если и дальше будет думать об этом ужасе.

– Почему бы вам не сесть рядом со мной и не почи­тать, мисс Рэйвен? – спросила Дэнни с заискивающей улыбкой, очень обеспокоенная поведением своей юной хозяйки.

Отрешенность на лице Рэйвен слишком напоминала дни, последовавшие после смерти мистера Джеймса. Дэн­ни поняла что что-то случилось. Но что именно? Она удив­лялась и тревожилась, со страхом осознавая, что мало чем может помочь; к тому же Рэйвен молчала о причине своей тайной боли.

– Я, пожалуй, отправлюсь спать, – ответила Рэй­вен с мягкой улыбкой. – Я очень устала. Ты уверена, что не будешь нервничать здесь одна?

– Одна? Да разве я здесь одна? А эти все, что глазеют на меня?

Рэйвен рассмеялась и поцеловала Дэнни в морщинис­тую щеку. Но выходя из комнаты, уже снова была хму­рой и задумчивой. Измученная до предела, она страшилась наступающей ночи, зная, что проведет ее без сна, что будет метаться, пытаясь избавиться от боли последней встречи с Шарлем. Быстро раздевшись, она скользнула в постель и погасила единственную свечу, горевшую на сто­лике рядом.

Бамбуковые жалюзи почти не пропускали света, и комната погрузилась в кромешную тьму. Тишина удруча­ла Рэйвен так же, как и одиночество. Невыносимо! Она просто больна Шарлем, она стремится к нему всем своим существом; тело ее томилось от жажды волнующих при­косновений его рук и губ.

Крепко зажмурившись, она старалась прогнать из па­мяти эти смеющиеся зеленые глаза, но они вновь всплы­вали перед ней, словно еще не насытились ее муками. Слабость в теле словно издевалась над её попытками убе­дить себя, что она больше ничего к нему не чувствует. Где он сейчас? – размышляла отчаявшаяся Рэйвен. За­йдет ли, прежде чем окончательно покинет Лахор, или этого не случится? Ведь он сказал, что получил от неё все, что хотел, и больше она ничего для него не значит.

Одинокая слеза скатилась из-под плотно прикрытых век и упала на подушку.

– О Шарль! Почему ты не любишь меня хоть не­много? – прошептала она.

– Ради Бога, Дмитрий, ты когда-нибудь прекра­тишь бесконечное вышагивание по комнате? Ты на­поминаешь мне стреноженного быка!

Шарль, ястребиные черты которого еще больше заос­трились, перешагнул порог гостиной и теперь стоял, ши­роко расставив ноги и раздраженно глядя на своего первого помощника, неустанно метавшегося по шелковому ковру. Было раннее утро, и дверь террасы была открыта на­стежь; до них доносился шум многолюдных улиц Лахора. Мириады запахов наполнили прохладный воздух: резкий аромат жасмина, кокосового масла, специи, дешевого та­бака, чеснока; били в нос и запахи верблюжьего и лоша­диного пота.

Дмитрий удержался от резкости, видя, что Шарлю достаточно малейшего повода, чтобы взорваться. Он гру­бо выругался по-русски и вышел из комнаты с горящими от гнева глазами.

Шарль посмотрел ему вслед и вздохнул. Он вышел на террасу и уставился на петлявшую внизу торговую улицу.