Упреждающий удар

Русские стреляли с единственно оставшегося пружинного самострела.

Татары сблизились, стали осыпать горящий корабль стрелами...

Брызгая искрами, раскаленной смолой, весело треща, горело под ногами, невыносимо пекло, жгло - вспыхивали русые, золотистые, рыжие бороды, усы.

Языки пламени лизали лица воев - чудовищная боль...

Горели нижние портки, живьем сваривались ноги... Многие, обезумев от боли, не выдерживали - горящими факелами прыгали в воду, где их с злой радостью расстреливали татары из луков, кололи в лицо, глаза, в голову...

Игорь Голубов взмахнул кинжалом около самой шеи - разрезал кожаную подкладку бранной одежды, сбросил накалившиеся дорогие доспехи - его тут же ожгло огнем, и он, почти теряя сознание, сполз в прохладную живительную воду...

Хвостатая туча заглатывала солнце...

* * *

Построившись, разя татар из дальнебойных луков и самострелов, воеводский полк вырвался в Устье...

Константин Юрьев в доспехах (подарок великого князя) стоял с боярином Андреем Воронцовым на палубе, посверкивал остроконечным золоченым шлемом, смотрел, как постепенно, поворачиваясь на юго-запад, чужал правый берег Вятки - превращался в камский.

Солнце выпрыгнуло из-за туч, жарко брызнуло светом и теплом, - сильнее запахло дегтем, паклей, смолой. Осветился высокий берег Камы с темными могучими елями наверху, с яркой густой зеленью древ и кустов на склоне, у самой воды - кое-где белоснежные оскалы известняка - чужого вражеского берега - это место, где происходило удивительное перерождение вятского берега в камский, всегда поражало его: сердце начинало стучать сильно и быстро...

Камский берег был красив, внушал уважение, но не любовь.

Константин Юрьев окинул прощальным взглядом скрывающийся вятский берег, подумал с тоской и болью: "Может, последний раз вижу!.."

Понимал - мало надежды на возвращение, ясно представлял, что ожидает. Посмотрел на свои руки, на длинные большие пальцы, в которых текла горячая кровь, билась жизнь, шевельнул плечом - и вдруг стало жарко: "Неужели все это будет вонючей гниющей мертвечиной (татары трупы русских не хоронят)?! Исчезнет плоть, развеется прахом в чужой земле, али же растащат собаки, дикие звери!.."

Послышались радостно-удивленные возгласы: в желто-зеленых камских водах нашли и подняли полуживого Игоря Голубова...

Засветились охваченные возбуждением лица воев. У Константина Юрьева тоже пыхнуло радостью в душе: "Жив Игорек!.." - разгорелось в сердце неугасимое пламя любви к своей земле, языку, народу и, одновременно, ненависти к врагу. Это двуединое могучее чувство лишь ждало повода вырваться, подавить, сжечь все остальное - по опыту знал, что такое в походе должно произойти с каждым воем, и тогда он предстанет перед врагом сильным, необоримым, - которого можно лишь убить, но не побороть в честном бою...

Воевода знал - теперь любой: от сотника до простого воя - будет беспрекословно выполнять приказания - их будет вести в бой любовь и ненависть...Неуверенность, колебания исчезли!..

* * *

Русское войско в едином порыве - на веслах, а к устью и на парусах, благо подул ветер - наискось: с левого берега на правый, в спину - проскочило Каму, вылетело на взволновавшиеся желтые воды Волги.

Веселый, довольный, покряхтывая, поднялся на палубу, встал рядом с вятским воеводой Андрей Воронцов.

"Ожил!" - поглядел на него Константин Юрьев.

Раннее утро. Вот-вот появится светило. Где-то справа, в луговом тумане, остался левый берег Волги. Прямо должен быть правый, высокий берег - он еще не виден. Снизу - вверх по течению - метет поземкой волн: невысоких, крутых, с белоснежной пеной. Чем дальше в Волгу - тем сильнее ветер, выше волны.

- Правь на ту сторону - прямо! - скомандовал Василию Борту великокняжеский боярин и, улыбаясь, почесывая широкую бороду с отдельными серебряными нитями, - Константину Юрьеву: - Вон там - напротив Камы - должен нас поджидать Нижегородский полк...

- А татары?..

- Татары?.. Они счас подтянулись к Казани - ушли вверх...а мы вниз...О господи, лишь бы нижегородцы подошли и ветер переметнулся!

Василий Борт передал руль осначу, шагнул к ним, кивнул-поклонился... На него блеснул глазами боярин:

- Ты что тут! - иди на место!..

Кормщик, ничего не ответив, обратился к Константину Юрьеву.

- Воевода! - голос злой, резкий - перекрыл шлепание весел, удары волн о борт качающегося с боку на бок ушкуя. - Не можно на Волгу - лодки утопим... Послать ведомцев, а самим переждать непогоду - ветер меняется...

"Как ведет себя?! - На меня и не посмотрит!" - Андрей Воронцов подскочил к нему:

- Не слышал!.. Пошел отсюда! Не твоего ума... Нужен будешь - позовем...

Вышли на средину. Сзади, с боков - бушующая мутная вода. Солнце так и не показалось - заблудилось в тумане на лугах. Прямо серела вершина горного берега.

Низовой ветер гнал волны против течения. Они, высокие, крутые, белыми гребнями били в борт: захлестывало палубу, брызгами окатывало гребцов (шли на веслах - паруса убрали).