Я остался стоять в недоумении. Что это за дела такие? У меня только руки начали чесаться, а они — в машину. Еще мерцали некоторое время красные огоньки вдали, пока не смешались с огоньками других машин, и я остался совсем один.
После этого я поехал на метро. Сидел в полупустом вагоне и думал: если дядя так обеспокоен действиями этих парней, какую опасность они представляют для Нади? Он спутал меня с ними, это же было ясно. Интересно, что у меня будет дальше с этими парнями?
И еще я думал: один раз заступившись за девушку, я тем самым взвалил на себя ответственность за нее. Что у меня дальше будет с Надей?
Глава 8
Неожиданная проблема
— Мне нужны деньги, мне нужны очень большие деньги, — сказала Надя и заплакала.
Она знала, что я не выношу слез. Женщины могут ругаться, бить посуду — это я допускал, потому что женщинам нужна разрядка, — но терпеть женские слезы было выше моих сил.
Но Надя плакала, и я, откровенно говоря, не знал, как ее остановить.
— Тебя больше не тронут, — неуверенно сказал я.
— Почему? — Она вскинула взгляд.
— Не тронут… Я знаю это.
Она освободилась из моих рук. Встала, сунула ноги в тапочки и прошлась по комнате. Резким движением, словно не желая, чтобы я это видел, подняла руки и вытерла слезы на щеках, проведя указательными пальцами от глаз к губам.
Я сделал вид, будто вовсе не наблюдаю за ней. Очень мне нужно наблюдать за ней! А Надя уже кричала, обернувшись ко мне:
— Ты не представляешь, какие деньги мне нужны!
Она злилась, а я… Что ж, мне было просто приятно на нее смотреть. По крайней мере, я видел, что моя Надя жива. Но что она кричала? Ей нужны большие деньги? Я приподнялся на локте:
— Ну, хорошо, сто долларов? Двести, триста?
Она промолчала.
— Тысяча, две, три?
Молчание. Надя смотрит на меня огромными глазами.
— Сколько? Ты же знаешь, я на все пойду ради тебя.
Она повернулась к окну и отдернула занавеску. Через некоторое время я услышал:
— Каждый день по сто пятьдесят долларов. Иначе я не выживу.
Вот так. Еще интересней. Почему ей понадобились именно сто пятьдесят долларов в день? Почему, скажем, не сто сорок и не сто шестьдесят?
— Почему? — спросил я, но Надя наотрез отказалась мне рассказывать.
Вообще в нашем общении было много непонятного. Во-первых, наши отношения как-то быстро привели к постели. Настояла на этом Надя. Она появилась у меня на очередной консультации и заявила, что все знает, и что мне совершенно незачем что-то скрывать. Ну, раз знает, значит, знает, рассудил я и в самом деле не стал скрывать, что у меня была стычка с какими-то парнями, которые, впрочем, быстро ретировались. Услышав о парнях, Надя преобразилась. Она сказала, что — гори все огнем! — она проводит меня домой, потому что боится за меня. Вот так — не я ее пригласил, она сама вызвалась. Потом я не помню. Кажется, я все-таки первый предложил ей подняться наверх, когда мы с ней оказались возле нашего дома. Выпить чашку кофе. Тут ведь такое дело, я тоже не был против.
Но в тот раз, кроме кофе, ничего не было. Дома была мама, которая страшно обрадовалась гостье.
После консультации, которая состоялась на следующий день в Здании, мы с Надей отправились не в город, а в противоположную от города сторону. Километров за двадцать от Москвы, у самого шоссе, работал небольшой ресторанчик. Заведение оказалось весьма уютным: зал столиков на десять, не больше, официант в охотничьей шляпе с пером. Я заказал какого-то дорогого вина. Наде налил полный бокал, а себе — на донышко.
Надя сказала:
— Не боишься гаишников?
— Нисколько, — улыбнулся я. — Я гораздо чувствительней к алкоголю, чем их аппараты. Вот тормознул меня какой-то гаишник и спрашивает:
— А почему без машины?
Надя не поняла, начала уточнять, и я, смеясь, когда нам подали какую-то закуску с перцем, отправил перец в рот. А потом, когда у меня глаза на лоб полезли, хватил бокал, да не свой, а Надин и осушил его. Короче, через пару минут, когда в голове уже как будто разорвалась граната, я произнес:
— Линяем… Через минуту я буду не только ходить, но и ездить восьмерками. — И честно признался, — знаешь, я со спиртным на «вы».
Мы торопливо расплатились.
За рулем я чувствовал себя нормально, вот только ехал медленнее, чем обычно, и еще изо всех сил старался гнать от себя чувство, что мне любое море по колено. И все шло вполне сносно, пока на обочине дороги мы не увидели милицейскую машину.
Тогда я, проклиная все на свете, свернул на какой-то проселок.
— Ты куда? — спросила Надя.
Я на всех парах влетел в лес.
— Тихо, — сказал я, заглушив двигатель. — Ложимся на дно. Замираем… Конспирация… Т-с-с! — Я приложил палец к губам.
Мы переглянулись и дурачась вовсю начали подмигивать друг другу и прикладывать пальцы к губам, и длилось это ровно столько, пока мне не вздумалось перейти к объятиям.
— Погоди, Пашка! — вскрикнула Надя и выскочила из машины.