С. Брэдшоу рассказывает об использовании поляризации в избирательной кампании и референдуме: «Мусорные новости представляют собой конспирологический, высоко поляризующий контент, который необязательно является правдивым. Следовательно, в них есть элемент того, что мы называем фейковыми новостями. Но они также включают много реально поляризующего контента, который призван разделять людей. Мы наблюдали множество такого распространения по социальным медиа, где были политические мысли или биты программ, направленные на повтор человеческого поведения и усиления этих месседжей, создающие фальшивое чувство популярности вокруг месседжей, стоящих за ними. Но мы также видели микротаргетинговую рекламу в сторону конкретных индивидов или сообществ, которым эти месседжи рассказали бы больше» [31].
Перед нами произошло слияние двух направлений. С одной стороны, это все более глубокое изучение общественного мнения. С другой – развитие новых методов влияния на социальные группы. Кстати, шум, который поднялся вокруг российских информационных интервенций в американские президентские выборы, позволил не просто присмотреться к этому инструментарию и журналистам, и исследователям, но и внести определенные юридические ограничения на использование подобных методов в будущем. Однако этот инструментарий не умирает. Одним из последних стало вмешательство России в референдум в Македонии [32].
Благодаря интернету сегодня стерлась разница между мейнстримом и альтернативными источниками информации. Последние иногда могут «выстрелить» неожиданным способом, что показывает влияние соцмедиа на выборы и референдумы.
Именно так рассматривают и феномен электронной машины влияния (DIM – Digital Influence Machine) [33]. Мы рассмотрели этот дигитальный инструментарий, который сначала был реализован бизнесом в работе с покупателями, потом бизнесом в монетизации работы технических платформ. Лишь после он попал в политику. А политика, особенно в избирательных технологиях, всегда отбирает то, что реально работает.
Будущее под прицелом настоящего: пересечение гуманитарного и военного
Сегодня будущим интересуются большие структуры типа крупных нефтяных компаний, военных и правительств в сфере энергетики. Это оттого, что они связаны с большими финансовыми потоками, которых больше ни у кого нет. Поэтому у них и существуют другие интересы, которых также нет у других.
Компания Shell, к примеру, не только разработала сценарный подход к будущему, но и была единственной, предсказавшей конец Советского Союза. Хотя ЦРУ и другие сопротивлялись ее прогнозу, говоря, что у них нет для этого достаточно данных. Как рассказывает работавший в то время в Shell П. Шварц, они исходили из того, что в 1985 г. на авансцену СССР выходил большой сегмент молодого поколения ([1], см. его био [2–3]). А известно, что у каждого нового поколения другие представления о демократии. Shell же интересовались будущим СССР, потому что должны были решать, вести ли им разработки добычи нефти в Северном море. А СССР был важным фактором нефтедобычи и от него зависело, какой будет цена на нефть.
Сценарный подход начался с разработок Г. Кана в сороковые в РЕНД (см. о нем – [4], есть пример такой секретной разработки по ядерному сдерживанию 1957 г. [5]) и дошел до Shell в семидесятые. Постепенно он сместился с внешних факторов на внутренние. Как говорит в одном из интервью Шварц [6]: возникло «понимание того, что большие сложные методологии и тщательно разработанные компьютерные модели не являются оптимальным решением. Это методология для вероятностного мышления, для размышлений о разных возможностях, задавания вопроса „что если?“ (см. историю сценарного подхода в военных и в бизнес-ситуациях [7–8]). Даже разработки теорий специальных операций начинаются с повторения призыва Кана „думать о невозможном“» [9].
Когда Г. Фейнман выступает в Институте Санта-Фе на тему эволюции культуры/цивилизаций (см. один из его текстов [10]), то это также взгляд в будущее, поскольку знание моделей прошлого позволяет видеть модели будущего. Когда он с соавторами предлагает выделять общества прошлого, базирующиеся либо на достатке, либо на знании, то это взгляд и на нас [11–12]. Первые общества базировались на внешних связях обмена, вторые – на локальных обществах, распределяющих информацию и объясняющих знание. Когда Фейнман говорит о прошлых сложных обществах, то это актуально и сегодня (см. видео его выступления в Институте Санта-Фе [13]). К тому же и войну очень часто связывают с культурой (см., например, [14]).