Поэтому делиться с барами припрятанным Никифор не собирался — сказал же старший, что если за неделю не найдет, может себе оставить. Вот он и не найдет, точнее говоря, достанет и перепрячет, тем более что обе цели теперь в одном месте находятся. В доме Абрикосовых почти все золотишко припрятано, то, что до весны образовалось. Аккурат как нэпманов прикончили и обыски прошли, тут он его и сховал. Остальное, немного совсем, Бритва в другом месте схоронил, где именно, Никифор не знал, но найти надеялся, были у него мысли на этот счет. Хоть и мелочь, а для него прибыток.
К середине сентября темнело уже к девяти вечера, но Никифор не торопился. По себе знал, самый сладкий сон, он после полуночи, когда тело размякает, а разум туманится. Институтов бывший крестьянин не кончал и о физиологии имел смутное представление, но рассудил, в принципе, правильно, и у бывшего дома нэпманов Абрикосовых, а теперь — горимущества под началом управдома Травина, появился часам к одиннадцати. Наблюдал часа два, примостившись под деревом на другой стороне дороги, враг ложился спать поздно, еще в полночь колобродил, то наверх поднимался, то снова спускался вниз — это можно было судить по загорающимся и гаснущим лампочкам. Но в первом часу все успокоилось, в комнате на первом этаже погас свет, Никифор выждал еще полчаса, для верности, и тихонько двинулся к дому.
Пальцы плохо слушались, когда он отмычкой вскрывал замок, но кое-как справился — мастерство не пропьешь. Зайдя в сени, даже своего недруга похвалил — тот перетянул полы, и те перестали скрипеть. Никифор осторожно прошелся по нижнему залу, спустился в подвал, прошел туда, где печь смыкалась со стеной, оттер сажу и начал вынимать кирпичи.
Бритва был хоть и сволочью, но умной, закатал червонцы в глину, а ту — обжег, да так, что от настоящих кирпичей не отличить, а потом они вместе с Никифором заложили их в печь, обмазали сверху сажей и оставили. Мокрушник, в отличие от бар, пустых обещаний не раздавал, так и сказал, мол, если узнает, что Никифор залез и себе хоть долю малую забрал, прирежет. Раньше мужик ему верил и опасался, а сейчас бояться некого, лежит Бритва в сырой земле, червей кормит.
Пора туда еще кое-кому. Этот-то пентюх городской вон в подвале чего только ни переделал, а найти не смог, потому что печка с той стороны целая, кому в голову придет ее перебирать. Но все равно лопух.
Никифор аккуратно разломал кирпичи — они только сверху были покрыты глиной, а внутри блестящие золотые столбики, завернутые в рогожку, тоже обмазанную глиной, отлично сохранились. Четыре тысячи золотых монеток по восемь с половиной граммов с профилем последнего российского царя, тридцать пять кило чистого золота. Для Никифора, даже ослабшего, так, не вес, считай. Он аккуратно сложил очищенное от кусков глины золотишко в заплечный мешок, стараясь, чтобы оно не звякнуло, и осторожно поднялся по лестнице на первый этаж.
Внутри у него были сомнения, не зайти ли в следующий раз, недруга проведать, а сейчас, когда богатство было за плечами, заняться им — сходить, перепрятать, но вот вспомнил, как этот гад ему пальцы ломал, а потом горло, и прямо кровь дурная к лицу прилила. Никифор оставил мешок на полу, вытащил из-за пояса топорик, тихо открыл дверь в спальню — луна пробивалась даже через закрытые занавеси на окнах, в неясном свете было видно, что кто-то лежит на кровати на боку. Слышалось негромкое посапывание, перемежаемое редким храпом. Стараясь осторожно ступать на половицы, он на цыпочках подошел к лежащему телу, примерился, перехватил топор поудобнее и рубанул прямо посередке, чтоб наверняка.
Глава 12
Этот звук Никифор узнал бы из тысячи — так входит лезвие топора в ствол дерева. Только бил он не как нужно, с оттягом, чтобы лезвие не зажало, а наотмашь рубил, ожидая, что на кровати лежит живое податливое тело. Топор вошел в дерево на несколько сантиметров и застрял.
— Хорошую рогожку испортил, — послышался голос за спиной. — Одни расходы с тобой.
Никифор обернулся, выдергивая топор, в проеме двери стоял кто-то массивный и, судя по тону, очень спокойный. Тут уж не семи пядей во лбу быть, чтобы догадаться, враг это его шутку разыграл. Налетчик недобро усмехнулся — руки у силуэта были опущены и вроде как свободны, против него и топора не выстоит. К тому же за этой сволочью, где-то там, в зале, лежал мешок с золотыми, другого пути, кроме как убрать эту преграду, не было.
Лысый мужик дико заорал, поднял топор и бросился на обидчика.
Травин в эту ночь гостей не ждал, но чуйка, которая с некоторых пор подсказывала заранее, что что-то случится, аккурат к полуночи проснулась. Он сходил в сад, принес колоду, из которой поили лошадей, накрыл ее старой рогожей — мало ли что убийце в голову взбредет, попортит одеяло, а оно почти новое. На подушку положил котелок, придал ткани контуры тела и уселся в углу комнаты.