upload

Старик Филиппов вытянувшись лежал на кровати, уставив единственный уцелевший глаз в потолок. Сёмка не ошибся, машиниста, действительно, безжалостно избили, не оставив на крепком ещё теле живого места. На сидевшую рядом Стешу было страшно смотреть. От горя черты лица её исказились до неузнаваемости, а на дне глаз плескалось безумие.

– Это я во всём виновата! – дрожащим голосом прошептала она и плача кинулась Дмитрию на грудь.

– Ну что ты такое говоришь, девочка, – попытался он её успокоить, но та не слушала и лишь сильнее начинала биться.

– Пришел? – еле слышно проскрипел со своего ложа Степанович.

– Да.

– Степанида, выйди. Мне с человеком потолковать надо.

– Нет-нет, – замотала головой девушка, но отец строго сдвинул рассечённую бровь и она, не переставая рыдать, послушалась и вышла.

– Кто это сделал? – тихо спросил Будищев, наклонившись к избитому.

– Сам, поди, знаешь, – прошептал тот в ответ.

– Но как?!

– Сдурил я. Пошел к нему. Думал, пристыжу. Рази можно так…

– Охренеть! Ты узнал-то как?

– Не ругай её. Она теперь совсем одна осталась… а с ней так нельзя… она не из простых…

– О чем ты, Аким Степанович?

– Мне уж ближе к сорока было, когда я мать Стешину встретил. Поехал в деревню к своим на могилки поклониться… а её наш барин – Леонтий Лексеич, как раз из прислуги выгнал. Покуражился, значит, и прогнал… А мне так её жалко стало, что словами не передать… сирота ведь… заступиться некому…. Вот дочка и родилась…

– Ох ты ж твою мать! – замысловато выругался Дмитрий. – Я думал тут Россия, которую мы потеряли, а оказывается – Санта-Барбара!

– Сколько годов живу, и на тебе – сподобился, – прошептал мертвеющими губами старик, и вдруг приподняв голову от подушки с яростной горечью выпалил: – Сам царевич не побрезговал своей ручкой благословить!

Это неожиданная вспышка лишила его оставшихся сил, и откинувшийся в изнеможении на подушку Степанович дернулся в последний раз и испустил дух. Немного постояв, Будищев, может быть, в первый раз, за всё время, искренне перекрестился и, протянув мозолистую ладонь, закрыл Степанычу глаз. Оставаться рядом с покойником он больше не мог и, покачнувшись, вышел вон из дома на негнущихся ногах. Вокруг уже собрались соседи, узнавшие о несчастье приключившимися с Филипповыми. Увидев обращенные на себя глаза, гальванёр только покачал головой и обессиленно присел на завалинку. А из дома донесся душераздирающий крик Стеши.

Глава 17

Кто не знает большого здания на Фонтанке, бывшего прежде особняком графа Кочубея? Теперь он, правда, стал штаб-квартирой Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии, или, как говорят в народе — Стукалов приказ. Сюда со всей России сходятся отчеты и донесения об умонастроениях среди подданных, доносы и кляузы, а так же многое иное, о чём простые обыватели и не догадываются. И именно сюда явился для доклада генералу Дрельтену штабс-капитан Вельбицкий.

— Излагайте, – устало потирая виски, велел ему Александр Романович.

— Проверкой установлено, – сухо начал тот, – что все события, касающиеся известной вам высокой особы, попавшие в петербургские газеты, имели место в действительности.

— Что, простите? — не понял генерал.

– Я говорю, что известная вам особа, — невозмутимо пояснил жандарм, сделав ударение на слове «особа», действительно совершила наезд экипажем на петербургскую мещанку Степаниду Филиппову пятнадцати лет отроду.

– Хм, – задумался на мгновение Дрельтен, после чего не без иронии взглянув на подчиненного, спросил: — Скажите, вы, правда, решили, что посланы выяснить степень виновности «высокой особы»?

– Я полагаю, Ваше Превосходительство, что меня послали выяснить все обстоятельства дела, включая самые неудобные. Которые я, в свою очередь, не имею права о вас скрывать!

— Это вы верно заметили, обстоятельства и впрямь весьма «неудобные»! – фыркнул генерал.

– Причем, то что экипажем правил сам Алексей Александрович ещё не самое неудобное обстоятельство.

-- Вот как?

– Именно. Дело в том, что в экипаже была ещё одна «высокородная особа» и если в прессе всплывет и её участие, то нынешний скандал покажется сущим пустяком на его фоне.

– И кто же это?

– Графиня Богарнэ.

– Ох, ты ж ма..! – не удержался от возгласа Александр Романович. – Это точно?

– Совершенно.

– Н-да… Спасибо, голубчик. Надеюсь, вы понимаете, что эта информация не должна попасть в газеты.

– Разумеется. Но, слава Богу, об этом репортерам ещё ничего не известно. К тому же, я уже приватно поговорил с большинством редакторов и настоятельно рекомендовал им более не раздувать эту тему.

– Разумно.

– Есть, правда, одна странность.

– Какая?

– Шум начался с одной маленькой газетенки – «Петербургского вестника», и только потом за неё принялись другие издания.

– И что же в этом странного?

– Даже не знаю, как вам сказать. Никак не могу понять, откуда они об этом пронюхали?

– Ну, это как раз не сложно. Газета маленькая, людишки в ней служат голодные, стало быть, стараются – носом землю роют.

– Может быть, может быть, однако я, Ваше Превосходительство, ещё бы поискал в этом направлении.