Сёмка очень торопился, а потому бежал, не разбирая дороги, сжимая в руке свёрток с парой калачей, за которыми его послал Будищев. Обычно он всё делал быстро, но сегодня замешкался. Сначала поболтал немного с ребятами – такими же учениками, как и он сам. Надо же было им рассказать, что он у гальванёра не прячется и не баклуши бьет, как они думали, а познает крайне сложную и при этом очень важную премудрость. Затем оказалось, что в лавке собралась много народа, а прошмыгнуть мимо всех не удалось, и пришлось дожидаться, пока подойдет его очередь. И теперь он летел как на крыльях, чувствуя за собой вину, тем более, что Дмитрий был человеком не жадным и второй калач предназначался для него – Сёмки.
Увы, сегодня торопливость сыграла с мальчишкой злую шутку, потому что, забежав в цех, он с разбега налетел на какого-то человека, и они вместе покатились по грязному полу. Правда, Семён тут же вскочил и попытался помочь на чём свет стоит ругавшему его пострадавшему, но увидев, кто это, застыл, как громом пораженный.
– Убил! Как есть убил, проклятущий! – Причитал Егор Никодимыч, с трудом поднимаясь.
Затем мастер увидел, кто стал причиной его падения, и глаза его начали наливаться кровью.
– Простите, я нечаянно, – пытался оправдаться ученик, но тот не стал его и слушать.
Совсем разъярившийся Перфильев схватил паренька за ухо и принялся хлестать его изо всех сил по щекам. Сёмка, не смея сопротивляться, лишь молча моргал от ударов, но это покорность лишь ещё больше распаляла Никодимыча. Ко всему прочему, цех по обеденному времени был пустой, и заступиться за мальчишку оказалось некому, не говоря уж о том, что вряд ли кто осмелился бы перечить мастеру. Наконец, гнев его поутих, и он, отпустив свою жертву, залепил ему на прощание со всего размаху оплеуху и, не оглядываясь, пошел прочь.
К несчастью, избитый мальчишка уже плохо стоял на ногах и от последнего удара отлетел в сторону и, приложившись головой об угол станка, затих. Однако этого уже никто не видел.
Нашли его только когда заканчивался перерыв и отдохнувшие рабочие стали собираться в цеху. Сначала подумали, что он заснул, но когда увидели запёкшуюся кровь, поднялся шум.
– Сёма, ты чего, дружище? – растерянно спросил прибежавший на крики Будищев. Затем, видимо, сообразив, что на несчастный случай это не похоже, затряс его, крича: – Кто тебя так?
Глаза мальчишки на мгновение обрели осмысленное выражение, и он, слабо улыбнувшись, что-то сказал, точнее, просто шевельнул губами. Неизвестно, расслышал ли что-нибудь Дмитрий или нет, но после этого он вскочил и стал быстро отдавать распоряжения, причем так, что ни у кого и мысли не возникло оспорить его право командовать.
– Бегом за ворота и хватайте первого попавшегося извозчика. Скажете – человека в больницу надо доставить. Будет сопротивляться – бейте в морду и всё равно тащите сюда!
После этого он вытащил откуда-то кусок чистой холстины и принялся делать перевязку. По счастью, экипаж нашли быстро, возражать возница и не подумал, и мальчика отвезли в больницу. Наконец, всё успокоилось и мастера разогнали взбудораженных рабочих по местам. Однако происшествие на этом не закончилось. Примерно через час вернулся из больницы Будищев и направился прямиком в механический цех, где тут же наткнулся на Перфильева.
– Ты пацана бил? – без предисловий поинтересовался он у мастера.
– Чего? – изумился Никодимыч, и не подумавший до сих пор связать несчастный случай с собой. Но затем, очевидно, эта мысль пришла-таки ему в голову, и на лице появилось нечто вроде понимания или раскаянья. Но уступать или извиняться ему показалось недостойным, и он тут же перешел на крик.
– Да какое твое дело! Подумаешь, поучил щенка…
Пётр Викторович Барановский любил бывать у своего кузена. Паулина Антоновна была радушной хозяйкой, и всегда была рада гостям. Поэтому, когда Владимир Степанович предложил ему пообедать у себя, тот с удовольствием согласился. Кухарка в тот день превзошла самоё себя, и проголодавшиеся мужчины с удовольствием воздали должное её талантам. Дело уже подошло к десерту, когда во входную дверь настойчиво постучали.
– Кто бы это мог быть? – удивился хозяин дома и велел Глафире пойти узнать.
Горничная через минуту вернулась с молодым человеком, в котором кузены Барановские с удивлением узнали Мишу Богданова – недоучившегося студента, служившего у них чертежником.
– Прошу прощения, господа, – конфузясь, начал тот, – но только чрезвычайное происшествие заставило меня побеспокоить…
– Да не волнуйтесь вы так, Михаил… как вас?
– Николаевич.
– Замечательно. Присаживайтесь, Михаил Николаевич, и рассказывайте, что же такое приключилось.
– Извольте видеть, господа…
– Чаю хотите?
– Не откажусь.
– Глаша, подай чашку, Михаилу Николаевичу!
– Благодарю. Так вот, наш гальванёр…
– Будищев?
– Да. Так вот, он, некоторым образом, едва не убил мастера Перфильева…
– Что, простите?!
– Будищев избил Егора Никодимовича.
– Но как? За что? Что там, чёрт возьми, вообще творится?
– Простите, я не осведомлен обо всех подробностях, но произошла какая-то безобразная сцена, и Будищев избил мастера.