трагическом, а в фундаментальном смысле. Но моя меньшая половина считала все это
полнейшей ерундой.
Я отстранилась, и, в отличие от прошлого раза, его руки с легкостью меня
отпустили. Калеб смотрел на меня своими глубокими, голубыми глазами цвета
Карибского моря. Сначала, казалось, что они хотели выразить так много, но затем...
ничего. Я так устала от этого ничего. Я хотела
- Что такое? - спросил он, осторожно приглушая свой голос.
- Скажи мне.
- Думаю, я устала от попыток убежать, но я также устала от незнания, с каким
ужасом столкнусь в следующий раз. Мне лучше знать, Калеб. Пожалуйста, просто
расскажи мне, дай мне время...
Сидя рядом с Калебом, я не очень понимала то, что говорила, но та часть Ливви,
которая меня на этот вопрос и надоумила, осознавала все прекрасно.
Светлые волосы Калеба, обычно аккуратно уложенные, сейчас лезли ему в глаза.
Я едва сдержалась от внезапного желания убрать их с его лица.
Пока мы сидели в многообещающей тишине, я наблюдала за тем, как он смотрел
на свои колени. Его челюсть была напряжена, губы плотно сжаты... но я не боялась.
Мне надоело бояться Калеба. Если бы он собирался сделать мне больно, он бы уже
сделал это.
Он хотел ответить мне. Мне оставалось только подождать. Я хотела, чтобы он
ответил, и молча, ждала от него так необходимые мне слова, чувствуя, как мое сердце
выпрыгивало из груди.
- Если бы я никогда не положил на тебя глаз, не встретил тебя...
Его слова, полные сожаления, вдруг вызвали в моей груди глубокую боль, хотя я
знала, что это было неправильно.
- У меня есть обязательства, Котенок.
Резко сглотнув, он нахмурил брови, и я тут же распознала все, что он чувствовал:
грусть, злость, отвращение - все сразу.
Желание прикоснуться к нему было почти невыносимым, но потом до меня
дошло, что я должна беспокоиться о том, что, черт возьми, его слова будут значить
для
- Есть человек, который должен умереть. Мне нужна была ты...
сделал паузу.
- Если я не сделаю этого сейчас, то я никогда не буду свободен. Я не смогу уйти,
пока не сделаю этого. Пока он не заплатит за то, что он сделал с матерью Рафика, с его
сестрой, пока не заплатит за то, что он сделал со мной.
Калеб резко встал, его грудь вздымалась. Он со злостью провел пальцами по
своим волосам и сжал их в кулак на затылке.
169
- Пока все что он любит, не исчезнет, пока он... не
смогу освободиться. Я возмещу свой долг. Потом, возможно... может быть.
- Рафик?
Я слышала это имя и раньше, но его важность всегда ускользала от меня. Почему
он был так важен? Неужели его роль в моей жизни была куда важнее, чем роль
Калеба?
Мгновение назад, он снова был где-то далеко, и его слова как будто
предназначались не мне. Глаза Калеба вновь вернулись ко мне, и теперь, с легкостью
надев привычную маску безразличия, он снова себя контролировал.
Моя бдительность возрастала. Несколько предыдущих секунд, когда он казался
почти человеком, бесследно испарились.
- Я собираюсь продать тебя в качестве рабыни для удовольствия человеку,
которого я презираю.
Мой желудок скрутило от тошноты, выталкивая горькую желчь в глотку. Его
слова обрушились на меня словно ушат ледяной воды, и когда до меня дошел смысл
каждого слова, я вздрогнула.
Продать. Рабыня. Удовольствие.
Реальность происходящего сильно ударила по мне, выбивая воздух из моих
легких. Почувствовав, как желудок стал сокращаться, а глотка сдавливаться, мне
показалось, что меня вот - вот вырвет.
Больше никаких ссылок на кинофильмы. Никаких параллелей с вымышленными
персонажами. Это было по-настоящему. Это была судьба. Я была... вещью, товаром.
Калеб все еще продолжал говорить, но я едва слышала его. Преодолев с большим
трудом рвотные позывы, и откашлявшись, я спросила, - Удовольствие означает секс,
так? Секс-рабыня?
Калеб остановился на середине предложения, и напряженно кивнул. Его голова
была опущена, а волосы по-прежнему лезли ему в глаза. Но на этот раз, у меня уже не
было желания убрать их, на самом деле, мне это даже казалось манипуляцией с его
стороны.