upload

Когда я уже хорошо отоспалась и силы ко мне вернулись, я встретилась с Ивз, обрадовавшимися при виде меня, и Бродягой. Аннет подарила мне рисунок – большая белая сова с расправленными крыльями и солнышко над ней. И написанное неровными крупными детскими буковками «Кэтти»… При виде этого наивного рисунка милой девчушки с белыми косичками и ее младшего братика на глаза впервые за последние дни навернулись слезы не от отчаяния и боли, а от чего-то светлого и теплого. Рука, пока я разглядывала это творение малышей – неровное, местами трогательно-нелепое – машинально погладила животик. Когда-нибудь под таким рисунком будет написано «мама»… Когда-нибудь, когда больше не будет войны…

Майкл и впрямь устроил мне «нравоучение», продлившееся полдня и заставившее меня еще больше почувствовать себя идиоткой, пошедшей на поводу у эмоций и совершившей в результате глупость. Тем острее это ощущалось, что нотации читал Майкл, обычно никогда меня не поучавший. В итоге под натиском двух рассерженных ифритов я согласилась подождать, пока успокоится Гарри, и вернуться к ребятам. После этого Влад и Майки от меня отстали. А вот Жозефина, узнав, что я жду ребенка, окружила меня поистине материнской заботой. Хотя беременность и протекала у меня достаточно легко, а при составленном заботливой матерью Райли питании и с лекарством Норы токсикоз тоже почти не проявлялся, так что страдания мои постепенно уменьшились и беспокойства не причиняли.

С Кас же, милой оптимистичной девчушкой, у меня сложились приятельские отношения. Как когда-то с Анжи…

Помня о словах Элеоноры, я каждую ночь, укладываясь спать, старательно погружалась в мысли о Диадеме, пытаясь изгнать все прочие мысли из головы. Желание сформулировано было уже давно. Я видела ее постепенно все подробнее и подробнее, меня никто не злил и вроде бы мое состояние нормализовалось. Ненадолго, правда. Потом я начала осознавать, что в мою голову время от времени словно кто-то пытается проникнуть. Странное ощущение чего-то постороннего в разуме, но, однако, явно неспособного пробить защитные свойства моего дара. Димитр.

Диадему же я видела с каждым разом все яснее и яснее. Я видела ее изгибы, мельчайшие вкрапления изумрудов в узоре переплетенных веточек, крючков, спиралек. Нора сказала чистую правду, говоря, что более прекрасного украшения не видела никогда. В этой короне было что-то неуловимое, притягивавшее и очаровывавшее.

В последнюю неделю марта Димитр наконец-то проявился. Точнее, он и раньше пытался и с каждым днем все больше, и вот ему до меня добраться удалось…

Я спала, когда это случилось. Внезапно мой рассеянный сон непонятно о чем (работа кого-то из трех ифритов, следивших, чтобы кошмары мне в моем положении не снились), сменился куда более четким.

Темное помещение, освещенное множеством, сотнями черных свеч в высоких канделябрах. Каменные стены и пол, высокие сводчатые потолки. На полу выложенная темным мрамором на фоне серого камня перевернутая пентаграмма, в центре которой стоит высокая темная фигура, закутанная с головой в черный плащ. Очень странное ощущение страха, смешанного с вековым спокойствием витало в воздухе вокруг. Могущественная темная магия пропитала каждый камушек стены. Кроме канделябров в помещении – ничего. Вообще ничего. Ровным счетом. Лишь двустворчатая огромная дверь далеко в противоположной стене. В руках фигуры – что-то, укрытое черным бархатом. Но я знаю, что. Я чувствую ее неприязнь, страх, желание ускользнуть от него, стремление ко мне, к свету… Диадема. Ткань с нее соскальзывает, а затем и капюшон сползает с лица того, кто ее держит. Димитр усмехается такой знакомой усмешкой, что меня бросает в дрожь.

- Наконец-то получилось, Кэтрин, - улыбается он. Я понимаю, что нахожусь не там, и все же он смотрит мне прямо в глаза. – Здравствуй, лапушка! Рад тебя снова видеть!

- Я тоже, - отзываясь, я не открывала рта. Но голос мой, хотя и какой-то странный, отчетливо звучал, гулким эхом отдаваясь от стен.