Упавшие как-то раз

Кроме Флорина, я свела знакомство с несколькими холеными дамочками и парой-тройкой баловней судьбы. Одним из таких баловней был филантроп Лоренс. Легкомысленный на первый взгляд, он всерьез увлекался театром и до невозможности завидовал гастролерам. Его на гастроли не пускали, хотя был он далеко не новичок. А всё из-за болезни, которую он тщательно скрывал, но которая, однако, сделала его объектом насмешек со стороны простонародья. Люди интеллигентные старались войти в его положение и не подавали виду, будто знают о недуге. Бедняга страдал лунатизмом. Какие только средства он ни перепробовал, к каким только целителям ни обращался — прогрессировала болезнь, и хоть бы что ей. В ветреные ночи, при полной луне, он бродил по скошенным крышам домов, рискуя сломать себе шею. А однажды, будучи в таком вот сомнамбулическом состоянии, набросился на блюстителя закона, сочтя его за оборотня. Лоренсу часто снились оборотни и прочая нечисть. И он признавался, что ужасно мучается из-за всего этого.

«Плохая наследственность, — говаривал он за партией в бильярд. — Мой папаша тоже любил по крышам гулять. Догулялся».

О том, что же случилось с его папашей, он умалчивал. За исключением нескольких неприятных казусов с полицейскими, Лоренс, в общем-то, был парень безобидный. В здравом уме даже комаров щадил, хотя нынешней осенью я от этих кровососов натерпелась.

Подруга Лео, Лира, утверждала, что более бестолкового и наивного чудака ей встречать не доводилось. Ей только-только исполнилось восемнадцать. А в таком возрасте люди часто судят о других превратно. Мне Лоренс бестолковым не казался. Тонко чувствующая натура — да, добрая душа — бесспорно. Но не чудак и не тупица — тут уж увольте. Разве что он не всегда попадал по бильярдным шарам.

Ума не приложу, чем Лира пленяла своих поклонников (а поклонников у нее было пруд пруди). Малость близорукая, белокурая девица, коих на своем недолгом веку я повидала с воз и маленькую тележку. Вечно носится с арфой и аккомпанирует певцам на выступлениях. Если вы вдруг заскучаете на какой-нибудь вечеринке, она тотчас примется вас развлекать, бряцая на своем «решете». И никуда вы от нее не денетесь, пока она не исполнит весь репертуар до конца.

Еще более меня удивляло, почему ею увлекся такой рассудительный и начитанный человек, как Лео. Впрочем, я взялась не за свое дело. Судить да рядить — это по части «базарных баб», над которыми, судя по всему, главенствовали Авия и Фейга. На любом народном гулянии, любом праздничном шествии они были, что называется, в первых рядах. Мне хорошо запомнился пестрый платок завистливой Авии и согбенная поза гадалки Фейги, которая, сидя за низеньким столиком, нашептывала незадачливому горожанину его судьбу. Гадким, тоненьким голоском.

Нет, меня определенно заносит не в ту степь. Надо сосредоточиться на статье. Пуаро откуда-то приволок гирлянду — и давай шуршать! Он у меня и за сигнализацию, и за телохранителя, и за домовую мышь.

— День Жвежд шкоро, — сказала «домовая мышь». Оправдывается.

— Ну, и куда ты ее вешать будешь?

Обмотал вокруг ствола. Умник.

Я подозревала, что заправлять пиром в день Звезд (а по-нашему, в Новый год) будет Лео. Всё-таки он, как-никак, специалист по звездам. Поездку в географическое общество решила отложить на потом. Желание разобраться с Рифатом и его «штучками» не оставляло меня в покое.

Когда я уже занесла карандаш, чтобы сотворить если не шедевр, то хотя бы сносную статейку, Пуаро заскребся по ножке кресла. Эту отвратительную привычку я обнаружила у него совсем недавно.

— Чего тебе?

— Тогда, на балу…

Удивительно, как этот маленький проныра еще помнит, что случилось месяц назад!

— Вёл ты себя отвратительно, — заметила я. — Одно слово — свинтус.

— Свинтус не разведал бы то, что разведал я, — фыркнул пес.

— Погреб с сосисками?

— Тайный лаз!

И он целый месяц молчал?! Дважды свинтус.

— Будешь по всяким лазам шастать — зашибут когда-нибудь, — предупредила я.

Пуаро принял многозначительный вид.

— Между прочим, я мастер конспирации. Меня зашибить не так-то просто.

Ему не терпелось снова обследовать этот лаз, но вся загвоздка состояла в том, что во дворец теперь пускали не каждого. Подозреваю, что Пуаро так и не рассказал бы мне о своем открытии, если бы ему не понадобилось содействие.

Замок Юлия в отсутствие самого Юлия служил чем-то наподобие торгового дома. Сюда пускали тех, кто располагал толстыми кошельками, и втихомолку устраивали распродажи. Король на эту «самодеятельность» смотрел сквозь пальцы. Он никого не репрессировал и ничего назад не требовал. Юлий терпеть не мог, когда в его комнатах накапливался хлам, и старался всячески от него избавиться. А довольные богачи и мшелоимцы уезжали в до отказа нагруженных экипажах, чтобы загромоздить свои гостиные ненужными статуэтками и коллекционными сервизами.

Для того чтобы попасть во дворец, достаточно было показать стражнику туго набитый кошелек. И набитый неважно чем. В свой я, не раздумывая, напихала бумаги.