Упадок и разрушение

Два дня спустя тюрьма пришла в состояние крайнего оживления. Что-то произошло. Поль проснулся в обычное время, по звонку, но дверь отперли только через полчаса. Крик надзирателя "Парашу за дверь!" звучал все ближе и ближе, прерываемый то и дело суровым "Говори, да не заговаривайся!", "Не твое дело!" и зловещим "Дождешься!". Арестанты почуяли неладное. "Может, разразилась эпидемия, скажем, сыпняк, - размышлял Поль, - или какое-то несчастье на воле: война или революция..." Арестанты поневоле молчали, а от этого все воспринималось особенно остро. В глазах надзирателя Поль уловил отблески кровавой резни.

- Что-то случилось? - спросил он.

- Еще как случилось! - рявкнул надзиратель. - А кто меня еще раз об этом спросит, тому я ребра пересчитаю.

Поль принялся убирать камеру. Его разбирало любопытство и выводило из себя нарушение обычного распорядка. Мимо протопали два надзирателя.

- Я тебе так скажу: начальника давно пора было проучить. Но жаль мне беднягу.

Любой мог быть на его месте, - последовал ответ.

Принесли завтрак. Когда из-за двери показалась рука с миской, Поль прошептал:

- Что случилось?

- Ты что, не знаешь? Убийство. Страсть какое кровавое.

- Пошевелись! - заревел дежурный надзиратель.

Итак, с начальником тюрьмы покончено. Он, конечно, старый зануда, но все-таки все это крайне неприятно. Убийство проходит незамеченным в бойком мире шоферов, боксеров и велосипедистов, а в этой гробовой тишине оно вызывает настоящий столбняк.

От завтрака до молитвы прошла целая вечность. Наконец зазвонил колокол. Двери снова отперли. Арестанты молча зашагали в часовню. На этот раз рядом с Полем очутился Филбрик. Надзиратели уселись на своем возвышении и пресекали все попытки заговорить. Лучшим моментом для трепа считалось пение гимна. Его и дожидался Поль.

Если кого и убили, то не сэра Уилфреда. Он стоял у входа в алтарь с молитвенником в руках. Зато куда-то делся Прендергаст. Сэр Уилфред вел службу за него. Тюремный врач, путаясь и безнадежно увязая в длинных словах, прочел отрывок из Писания. Где же Прендергаст?

Наконец объявили номер гимна. Раздались звуки органа, на котором с большим чувством наигрывал арестант, в прошлом помощник органиста в валлийской церквушке. Все вздохнули и набрали воздуха, чтобы наконец-то отвести душу.

- Иисус, всем сердцем верю я, -

пел Поль, -

- А где же Прендергаст?

- Ты что, не знал? Ему каюк.

- И с нами благодать.

- Наш Пренди к рыжему пошел.

К тому, который псих,

А рыжий загодя припас

Рубанок и пилу.

- Откуда псих достал пилу?

- Ему начальник дал.

Он, дескать, плотник.

Отпилил Он Пренди котелок.

Мой кореш слышал все, что там

Творилось за стеной,

А надзиратель сделал вид,

Что он тут ни при чем.

- О боже! Я погряз в грехах,

И мне спасенья несть.

- Наш Пренди полчаса визжал,

А рыжий черт пилил.

Считай, нам крупно повезло.

А то бы нам капут...

Начальнику утерли нос -

Тут надзиратель прав.

А м и н ь.

Что тут ни говори, а хорошо, что этот ненормальный выбрал Прендергаста. Кое-кто даже высказался в том духе, что рыжий сделал это по подсказке начальства. Смерть заключенного или надзирателя повлекла бы за собою расследование, которое могло бы основательно поколебать реформы Лукаса-Докери, а может быть, я бросить тень недоверия на главного надзирателя. Смерть же Прендергаста прошла почти незамеченной. Убийцу перевели в Бродмур, и жизнь тюрьмы пошла своим чередом. Впрочем, начальник тюрьмы стал как будто больше прислушиваться к словам главного надзирателя. Сэр Уилфред с головой ушел в статистику, и тюрьма опочила под беспристрастной сенью Правил внутреннего распорядка. На радость надзирателям, все шло точь-в-точь, как в старые добрые времена, при полковнике Мак-Аккере.

Полю не суждено было насладиться благами счастливого возвращения в лоно традиции, потому что через несколько дней его и других арестантов отправили в тюрьму "Эгдонская пустошь" для отбытия наказания.

Глава 4 "НЕ В КАНДАЛАХ - НЕВОЛЯ" [34]

Гранитные стены каторжной тюрьмы "Эгдонская пустошь" в погожие дни видны с шоссе. Здесь нередко притормаживают автомобили, и пассажиры выскакивают только для того, чтобы полюбоваться этим сооружением. Им хочется поглядеть на арестантов, и порой случай вознаграждает их: они видят, как цепочка закованных в кандалы, одетых в черное узников плетется через пустошь под конвоем вооруженного всадника. На первый взгляд может показаться, что здесь заключенные поглощены трудом, но это одна лишь видимость, ибо в Эгдоне масса времени уходит на то, чтобы дойти до каменоломни, выдать и пересчитать инструменты, снять, а потом надеть кандалы, так что пользы арестанты приносят немного. Но пассажирам на шоссе хочется хоть что-нибудь углядеть, а вернее, додумать, взирая на эти стены, и вечером они усаживаются за чай с совестью, слегка потревоженной воспоминаниями о стычках с кондукторами, о просрочках в уплате налогов и о тысяче других противозаконных мелочей, которых никак не избежать цивилизованным людям.