Untitled.FR11.rtf5

В набросанной Борисом Николаевичем картине не менее, нежели яркие мазки, значимы и сгущения теней, в неразличимых сумерках которых совер­шается главное.

Борис Николаевич воспроизводит этот эпизод со слов Клавдии Васильевны Ельциной и стремится — это ведь еще и настоящий, крупный художник! — со­хранить строй мысли простой крестьянской женщины, ее объяснение не вполне понятного ей события.

Как известно, младенец-Ельцин уже был упырем, когда родители понесли его крестить...

Эта простая и очевидная истина сейчас ни у кого не вызывает сомнения, но совсем недавно мой товарищ, поэт Федор Ш., изучающий демократическую раз­новидность оборотней, немедленно подверг ее критике.

— В «Демонологии» Бодена, — пыжась от начитанности, заявил он, — чер­ным по белому сказано, что упырь рождается от соития оборотня с ведьмой. А разве родители младенца-Ельцина могли быть ими? Разве в деревне Бутка они смогли бы скрывать от односельчан такие свойства своей натуры?

Что я мог ответить на это наивное возражение, свидетельствующее, что изучать подвид оборотней-демократов неизмеримо проще, нежели стремиться постигнуть сокровенные тайны упыризма.

— А кто вам сказал, Федор Михайлович, — спросил я, — что Клавдия Ва­сильевна и Николай Игнатьевич — настоящие родители Бориса Николаевича? Переверни несколько страниц в упомянутой тобою «Демонологии» Бодена, и ты найдешь сведения об обычае ведьм подменять детей... Ты можешь прочитать там, что для того чтобы этого не случилось, необходимо принять специальные меры... А были ли они приняты Клавдией Васильевной и Николаем Игнатьевичем? В том- то и дело, что нет...

Вот так я ответил своему приятелю и так отвечаю и тебе, любезный мой читатель...

Дабы пощадить ваши нервы, я не буду рассказывать о леденящем кровь ужасе той ночи, когда среди воя уральской метели совершалась подмена...

Скажу только, что ни Клавдия Ивановна, ни Николай Игнатьевич о подме­не не подозревали. Они понесли крестить младенца, не догадываясь, что несут крестить упыря...

Первые робкие подозрения возникли у них, когда младенец-Ельцин вдруг по­тонул в купели с освященной водой. Ведь даже простому, необразованному крес­тьянину известно, что именно так и отличают упыря, — он не тонет в обычной воде, но в освященной — сразу идет на дно.

И по обыкновению никто не спасает детей, ежели случилось такое, а, выждав, несут — все-таки сильны еще в народе пещерные предрассудки — на кладбище, чтобы забить в могилу младенца-упыря осиновый кол.

Разумеется, младенец-упырь, предоставленный сам себе в купели, никак не мог спастись...

Известен случай, произошедший в 1857 году в деревне Шумское. Опустив­шись на дно, младенец-упырь решил выпить всю воду, и это ему удалось, но его тут же — какая ужасная картина! — разорвало...

К счастью, младенцу-Ельцину не пришлось прибегать к крайним мерам.

Все-таки уже наступил тридцать первый год, в деревне Бутка была изба-чи­тальня, и просвещение уже проникло своими робкими лучиками в эту окутанную мраком невежества местность.

Родственники бросились к бадье и с трудом (как установил французский иссле­дователь Огюст Карне, удельный вес тела упыря возрастает прямо пропорциональ­но времени нахождения его в освященной воде) вытащили свое приемное чадо...

Что подвигло их к этому? Что заставило их переступить через вековые пред­рассудки?

Я полагаю, что немалую роль сыграло тут поведение батюшки.

Когда младенец-Ельцин камнем выскользнул из его рук, священник — вполне возможно, что он не только ничего не знал о законе, открытом великим Огюстом Карне, но и живого-то упыря впервые видел, — растерялся...

В его уже затуманенном алкоголем сознании произошел сдвиг.

Ему показалось, что он как будто и не брал никакого младенца, а просто так — сполоснул руки в купели...

— Ну, чего, православные... — вытирая их о рясу, спросил он. — Крестить-то еще кого надо или что, больше никого не настругали?

— Да ведь ты, батюшка... — задумчиво сказал, ковыряясь в носу, один из бут- кинских мужиков, — вроде бы этого... Вроде как ты ребятенка-то потопил уже, а?

— Чтой-то ты мелешь, православный, и сам не знаешь... — неуверенно возра­зил священник. — Выдь-ка ты лучше с шального места...

Но еще более растерялся священник, когда младенца-Ельцина все-таки отыс­кали на дне купели. И, возможно, кое-кто из мужиков сообразил, что тут дело не чисто, но, распаленные спором и чисто русским желанием во что бы то ни ста­ло, немедленно посрамить своего духовного пастыря, они предпочли не заметить столь явного знака, дружно принялись упрекать батюшку в пагубной наклонности к пьянству.

Это обстоятельство и спасло младенца-упыря.

Как сообщает сам Борис Николаевич, священник, стремясь загладить свой кон­фуз, подошел к нему и сказал:

— Ну, раз выдержал такое испытание, значит, крепкий будет...

И, как бы завершая крещение, быстро добавил:

— Нарекается у нас Борисом...

Мы говорили, что когда младенец-Ельцин потонул в купели, приемные родите­ли его начали кое о чем догадываться...