Все, что критиковали антимонополисты - "огромное неравенство среды, концентрацию бизнеса, промышленного и торгового, в руках немногих, и закон конкуренции между ними", - Карнеги превозносил как "необходимое для будущего прогресса расы". Именно редкий талант к "организации и управлению" привел людей на вершину, и согласно еще одному неписаному закону, "столь же непреложному, как и все остальные", такие люди должны вскоре приобрести больше богатства, чем они могут потратить на себя. Этот закон был "столь же полезен для расы, как и другие". Нападать на нынешнее положение вещей, как это делали социалисты и анархисты, означало нападать на "фундамент, на котором держится сама цивилизация", а именно на "священность собственности". В любом обозримом будущем, считал Карнеги, невозможно изменить человеческую природу. "Индивидуализм, частная собственность, закон накопления богатства и закон конкуренции" - это "высшие результаты человеческого опыта, почва, на которой общество принесло лучшие плоды". Результаты могут быть неравными и несправедливыми, но они все равно являются "лучшим и самым ценным из всего, чего человечество еще достигло".44
Карнеги отличал большие состояния от более древнего понятия "состояние" - умеренных сумм, на приобретение которых уходили долгие годы и которые были "необходимы для комфортного содержания и образования семьи". Вопрос заключался в том, что делать с этими состояниями. Карнеги рассмотрел и отверг два обычных способа: оставить его потомкам или передать попечителям, которые направят его на общественные цели. Оставлять наследникам что-либо сверх умеренного дохода было не выгодно ни им самим, ни обществу. И если богатство должно быть передано обществу, зачем ждать смерти, особенно если его обладатель в силу своей "высшей мудрости, опыта и способности к управлению" может выступать в качестве "попечителя своих более бедных братьев"? Правильным использованием огромных состояний было "примирение богатых и бедных". Богатые были теми, кто мог судить, что лучше для бедных. Чтобы стимулировать расходование огромных состояний, Карнеги приветствовал введение высоких налогов на имущество умерших - "пошлины на смерть".45
В отличие от Хоуэллса, который восхищался Толстым, Карнеги выступал за более гибкие моральные стандарты. Он предлагал не подражание Христу, как, по его словам, пытался Толстой, а новый метод, признающий "изменившиеся условия, в которых мы живем". Это было новое Евангелие, Евангелие богатства, которое отбросило старые блаженства и принизило благотворительность. По сути, оно представляло Христа, подходящего для позолоченного века, магната, сколачивающего состояние и раздающего его всем, но только достойным беднякам, "тем, кто хочет совершенствоваться".46
Наиболее интересной была не попытка Карнеги сделать Христа аколитом Герберта Спенсера и превратить христианство в версию уже старинного либерализма, а его нежелание, по сравнению с такими людьми, как Рокфеллер и Чарльз Фрэнсис Адамс, публично признать, как были приобретены состояния. Карнеги знал, что его собственное состояние во многом обязано тарифам, которые он усердно поддерживал на высоком уровне; но он писал так, будто тарифы, субсидии и инсайдерские сделки - это плоды эволюции. Восхваляя сенатора Лиланда Стэнфорда, основавшего Стэнфордский университет, как пример того, как следует распылять состояние, он игнорировал и то, что это состояние, как и состояние Карнеги, было основано на государственных субсидиях, и то, что федеральное правительство готовилось подать в суд, чтобы вернуть невыплаченные кредиты, что грозило закрытием нового университета. Кроме того, предполагалось, что богатство Стэнфорда свидетельствует о его компетентности, в чем мало кто из знавших Стэнфорда мог бы поклясться.47
Как "Евангелие богатства" подействовало на сталелитейщиков, стало ясно в Брэддоке, где находился завод Карнеги Эдгара Томсона, где Карнеги в 1888 году разорвал профсоюз. В следующем году Карнеги подарил Брэддоку библиотеку. На церемонии открытия он обратился к горожанам как к "товарищам по работе", заверил их, что "интересы капитала и труда едины", и заявил, что его рабочие теперь зарабатывают больше по новому контракту. Формально так и было, поскольку теперь им приходилось работать по двенадцать часов в день вместо восьми.48