Послушно кивнув, он перешел с левого фланга этого крошечного строя на правый. Таким образом, самый старший по званию, как это и надлежит в армии, оказался на правом фланге, подобно тому, как истина всегда оказывается на стороне господа бога. С помощью этой несложной манипуляции унтер-офицер, собственно говоря, хотел помочь прапорщику отделаться от мыслей о смерти, которые заслонили у него все остальные.
Сам по себе порядок всегда олицетворяет жизнь. Правда, он не тождествен ей, но без него человек не в состоянии правильно использовать свой ум и силы в интересах собственной же жизни.
— Куриная банда! — начал разносить их Мольнар не столько грубым, сколько увещевающим тоном. — Что вы спрятались в этой глухой комнате, будто куры в сарае на насесте? Не выставили ни часового, никого. Ума не приложу! Можно подумать, что вы и солдатами-то никогда не были! Будто носа никогда не высовывали из этой дыры! О чем вы только думали?
— Мы думали, что теперь уж все равно, — ответил за всех прапорщик.
— Как это все равно? Вам что, все равно — сохранить свою шкуру целой и остаться в живых или же попасть в руки нилашистов, которые и без вас уже немало людей перевешали?
Прапорщик махнул рукой и заметил:
— Говорить в нашем положении о целой шкуре не очень-то убедительно, да и ни к чему это.
— Закрой свою пасть, господин прапорщик, добром тебя прошу! Сейчас я болтаю. Если ты не расстанешься со своим кладбищенским настроением и у тебя не пропадет охота закончить войну в могильной яме, я сам дам тебе один патрон. Загони его в ствол своего ржавого пистолета, зайди куда-нибудь, где ты нам не помешаешь, и пальни в себя. А пока чтобы была тишина и порядок! Что же касается лично меня, то я не только сам не наложу на себя руки, но и другим так поступить со мной не позволю. Насколько я понимаю, эти два парня разделяют мою точку зрения? Не так ли?
Оба солдата переглянулись между собой. И хотя с их лиц все еще не исчезло выражение печали, которое они напустили на себя из уважения к прапорщику, по всему их виду нетрудно было догадаться, что им очень хочется жить.
— Если этого не требуется, — наконец выдавил из себя один из солдат, разглядывая носки своих башмаков, словно читал на них ответ, — кто же захочет умирать?
Второй солдат мигом поправил первого:
— Да если и требуется, все равно это никому не нравится.
Прапорщик пожал плечами. То ли он хотел сказать, что солдаты абсолютно правы, то ли что их мнение его нисколько не интересует. Во всяком случае, ой пожал плечами, а это что-то да значило.
— Итак, для начала давайте познакомимся, — предложил Мольнар. — Может, нам недолго придется быть вместе, а может, и продолжительное время. Я унтер-офицер Ференц Мольнар.
Прапорщик представился с галантным поклоном, будто выступал перед собранием офицеров.
— Доктор Эдуард Галфи, прапорщик запаса.
Унтер вытаращил глаза:
— Ты врач?
— Нет, я экономист.
— Тогда почему же называешь себя доктором?
— А как же не называть, когда так положено?
— Не сердись, но это как-то странно. Потом, как это при фамилии Галфи тебя назвали каким-то Эдуардом?
— Это же не я решил.
— Да, верно. Я не собираюсь критиковать твоих дорогих родителей, но как-то странно: человеку с такой красивой венгерской фамилией прилепили имя Эдуард.
— Любое имя венгерское, если оно дано честному венгру.
— Ага, это правильно. Тогда продолжим наше знакомство.
Солдат, стоявший рядом с прапорщиком, еще больше вытянулся и сказал:
— Покорно докладываю: рядовой Дьердь Гашпар.
— Откуда ты родом?
— Я? Из Залы.
— А как думаешь до дому добираться?
— Докладываю: не могу знать. Спокойнее всего добраться будет после того, как фронт через нас перекатится.
— А ты? — обратился Мольнар к другому солдату.
— Докладываю: рядовой Иштван Фекете из Варшани.
— Господин прапорщик, что, ваш взвод целиком состоял из уроженцев Задунайского края?
— Да, по крайней мере, большинство оттуда… Солдаты, видимо, знают более точно.
— А сам ты? Ты из Задунайского края?
— Нет, я из Будапешта.
— Прекрасно, значит, как и я.
Не упустил случая представиться и Альберт. Казалось, он нисколько не жалел, что так неожиданно увеличилось число военных в замке. Он, видимо, решил: раз уж ему не удалось отсюда сбежать, то, по крайней мере, в обществе вояк он будет в большей безопасности, да и время на людях быстрее проходит.
Больше всех Альберту понравился прапорщик, однако, разговаривая с унтером и солдатами, он проявлял вежливость хорошо воспитанного человека и даже дважды приподнимал свою шляпу.
И только подручный растерянно стоял в стороне от всех и все еще держал в руке зеленый сундучок, пока наконец унтер не велел ему положить шмотки на пол и тоже назвать свое имя. Парень сказал, что его зовут Йошкой Вегом.
— Так-так, — проговорил Мольнар, будто вспоминая что-то очень важное. — По такому случаю неплохо бы и выпить, если в этом доме найдется что-нибудь из спиртного. Скажи-ка, Альберт, ты нам не можешь помочь?
— Как не могу, господа? У нас имеется коньяк «Курвуазье», виски «Белое и черное», шотландский джин, бренди «Мария-Терезия»…
— А хорошей палинки у тебя нет?