«Ничего мы там не получим, — подумал Бодра. — Там уже никто ничего не получит». И он снова, в который уже раз за долгий путь, вспомнил паромную переправу. Ему казалось, что он вновь отчетливо видит и ее, и наспех отрытые позиции перед ней: недоделанные ходы сообщения, неглубокие стрелковые ячейки и перекрытые бревнами пулеметные гнезда, беспорядочно разбросанные каменные глыбы, доски и ящики из-под снарядов, валявшиеся у самого основания дамбы. Две роты пограничников, которым было приказано оборонять переправу, не желали зря тратить силы. Зачем? Все равно вечно им здесь не быть: вот-вот их сменят. Однако до смены дело так и не дошло — времени не осталось.
После массированного минометного огня русские силами до батальона форсировали реку. Каждому было ясно, что оборонявшимся ротам не устоять. Оставалось одно: или бросить оружие и бежать, или отойти в гущу леса.
Какой-то солдат нацепил на штык кусок белой тряпки и высунул его из окопа. Но фельдфебель Габери выругался и выстрелил солдату в спину. Командир роты приказал открыть огонь по противнику. Началась отчаянная беспорядочная стрельба, в основном ружейная, так как тяжелого оружия у пограничников почти не было.
Бой продолжался не более двадцати минут, после чего Бодра и Салаи остались в живых вдвоем, кругом были только трупы. Волна наступающих перехлестнула через них и быстро ушла в направлении каменистых холмов.
От страха Бодра заплакал и даже обмочился, хотя раньше ему приходилось принимать участие в отражении и более жестоких атак. Русская артиллерия и авиация не раз обрушивала на них такие удары, что земля горела вокруг. Однако на этой проклятой переправе каждый снаряд противника попадал в цель. Дробь автоматов и пулеметов сменялась глухими разрывами снарядов. Куда ни посмотри, всюду изуродованные тела. Здорово их там покосило… И все из-за какого-то дурацкого приказа. Бодре еще никогда не приходилось видеть столько трупов на таком крохотном пятачке.
Когда они с Салаи наконец осмелились подняться с земли и, пригнувшись, обошли пятачок, то услышали стоны четырех или пяти раненых. Но они ничем не могли им помочь. Абсолютно ничем.
Штурмовые лодки, катера и буксиры снова отвалили от противоположного берега: русские продолжали переправляться. Они подберут раненых. Остается только надеяться на милосердие противника.
Бодра и Салаи добрались до леса в пойме реки, пробились сквозь заросли сухого кустарника, свернули направо и, обойдя на безопасном расстоянии шоссе, вышли на дорогу, которая вела в горы. Шли, время от времени оглядываясь на берег, усеянный трупами…
— Наш ротный говорил, — Бодра повернулся к Верешу, — что все это не так страшно. Разведка боем, и только.
Вереш с недоумением уставился на него.
Бодра спрыгнул в яму и оказался возле него. Одним сильным рывком он перевернул Вереша на спину.
— Встать!
Вереш повиновался.
«С этого, собственно, и следовало начинать. С сопливыми щенками не разговаривать надо, а приказывать им».
— Кто я такой?
— Господин унтер-офицер…
— Даже если я из другой части, а?
— Так точно, даже тогда.
— Советую тебе запомнить это! А если еще хоть раз забудешь, я выбью тебе все зубы!
— Слушаюсь, — ответил Вереш, однако в его бледно-голубых глазах не было и тени страха. — Я лишь сказал, что у нас продуктов только на пятерых…
— Заткни глотку!
«Подожди, я тебя обломаю, — думал Бодра. — Вот наберусь сил и так обломаю, что ты у меня будешь послушным, как побитая собака».
— Где жратва?
— Яри, — позвал Вереш парня, который лежал с краю.
Яри не спеша встал, несколько раз похлопал онемевшими руками, а затем полез под брезент, разостланный рядом с фаустпатронами, и вытащил из-под него консервную банку. Немного помедлив, он достал еще одну банку.
— А хлеб?
Яри покачал головой.
— Плохо, — сказал Бодра.
Тем временем Салаи тоже спустился в яму — там не так сильно дул ветер. Одной рукой он подкатил большой камень и сел на него.
Бодра перочинным ножом открыл банку. В ней оказалось тушеное мясо с фасолью, смерзшееся кусками. Консервы не имели ни вкуса, ни запаха — то и другое появилось только тогда, когда ледышка, положенная в рот с кончика ножа, растаяла. Бодра окинул яму взглядом, но не обнаружил ни костра, ни даже пепла от него.
— Вы что, так замерзшим это и едите?
— Да, — ответил сосед Яни, стуча от холода зубами.
— Ну и дураки!
— Нам обещали сухой спирт, но так и не дали.
Бодра наломал веток боярышника, сложил их в кучу и зажег. Над огнем поставил два плоских камня, а на них положил сверху третий.
— Прошу. На этом можно приготовить даже свадебный обед.
Он поставил банку на камень разогреваться, а затем открыл вторую и поставил ее рядом с первой.
— Да, — вымолвил Вереш, — но так противник может заметить дым.