Он горячился и раззадоривал сам себя. Махал руками, был, вроде бы привычно, но, всё же, как-то преувеличенно криклив. А когда Жанна, глядя ему в глаза, тихо спросила: «Ты уверен, что за нами пойдут так же, как шли под Турелью?», вдруг сник, сел на длинный походный сундук, отвёл взгляд, и, дёрнув плечом, не слишком уверенно пробурчал:
– А что?.. Почему ты думаешь, что сейчас не будет, как тогда? Что изменилось?
Этот последний вопрос он задал совсем тихо. Робко гланул на Жанну и тут же опустил голову, потому что она смотрела не отрываясь, и было в этом взгляде столько укора, неверия и обиды, что Ла Ир совсем скрючился на своём сундуке и обхватил голову руками.
– Гады, – выдавил он сквозь зубы после долгого молчания.
Потом вдохнул так, будто собирался сказать что-то ещё, что-то значительное и, видимо, очень важное. Но, вместо этого, снова выдавил: «Гады…», и затих.
Мост, в итоге, захватить не удалось.
Англичане, которые его удерживали, не были так уж многочисленны. Но выше по реке находился Нуайон, гарнизон которого, верный герцогу Бургундскому, поспешил англичанам на помощь и вынудил французов вернуться в Компьен.
Последовало ещё два дня бездействия и споров по поводу тех действий, которые следовало предпринять теперь. И тут уже, все старались, как могли. Все, но только не Жанна. Молча она слушала, как Де Флави настаивал на том, чтобы выступить против бургундского авангарда у Суассона, на той стороне реки Эн. Потом спросила, когда можно будет выступить, и теперь уже де Флави со сроками не тянул. Двенадцатого мая отряд французов выступил из Компьена, предпринял ещё одну попытку переправится через Эн, и снова безуспешно. Злые от неудач солдаты хмурились на окрики командиров, пятились в сторону от дороги, едва им мерещился впереди отряд бургундцев или англичан и, крестясь, бормотали друг другу, что Бог теперь не с ними.
Жанна отдала приказ отступить в Суассон, где надеялась собраться с силами, подождать подкрепления и атаковать переправу ещё раз, чтобы не пугать компьенцев своим бесславным возвращением. Но случилось то, чего она никак не могла ожидать. Комендант Суассона Гишар Гурнель отказался впустить её отряд в крепость. Прямо с башни над воротами он прокричал, что готов сдаться герцогу Филиппу, лишь бы не навлекать его гнев на свой гарнизон. И, что французской Деве лучше вернуться в Компьен и помолиться там со всеми, если, конечно, Господь её ещё слышит. А потом ехать дальше, ко двору, где и оставаться, пока англичане или бургундцы не посадили её на цепь…
– Герцог не застрянет под Шуази надолго! – кричал Гурнель в спины отъезжающих от ворот французов. – Наверняка он очень благодарен нашему королю за распущенную армию! И ты, Жанна… Ты уже не та Дева! У меня здесь три сотни солдат, и, когда я отдал приказ запереть перед тобой ворота, никто из них не был против!..
В Компьен возвращались совсем унылыми.
Солдаты тихо роптали, говоря между собой, что комендант Суассона получил от герцога Филиппа мешок золота, и, как только Шуази падёт, крепость будет сдана, едва у ворот появятся бургундцы. Что нельзя было уходить так покорно, а надо было заставить… пригрозить… взломать эти ворота, в конце концов! Но Дева даже ответить Гурнелю не смогла… Может, прав он? Може, теперь не та она, Дева-то?..
Капитаны, окриками, пытались пресечь разговоры, но, затихая в одном месте, они начинались, уже тише, в другом. А невозможность говорить открыто, делала их только злее.
Ла Ир в старых доспехах, смятых ещё под Орлеаном, зорко присматривался ко всем вокруг и ни на мгновение не отъезжал от Жанны дальше, чем на конский корпус. Он выглядел свирепей обычного. Но, при въезде в Компьен, даже его лицо, зажавшее в себе все чувства, не выдержало, дрогнуло и расслабилось радостным облегчением, когда у самых ворот, с вороха соломы, на которой отдыхал его отряд, поднялся им навстречу Потон де Ксентрай. Он тоже был хмур. Однако, его солдаты при виде Девы вскочили и приветствовали её с пылом прежних дней.
– Вот теперь повоюем! – загорелся азартом Ла Ир.
Да и Жанна, словно проснувшийся от тяжёлого сна человек, тоже встрепенулась. Уже не советуясь с де Флави, она ответила решительным согласием на предложение Ксентрайя сделать вылазку в Крепи-ен-Валуа, где окопались англичане, идущие на подкрепление отрядов герцога Филиппа. Выступить решили через день после возвращения и, вызывая добровольцев, были рады тому, что откликнулось немало солдат. В суматохе подготовки никто не обратил внимания на крошечный отряд, который пришел в город с ополчением Ксентрайя. Но, когда семнадцатого мая всё воинство ушло, а хромоногий командир этого отряда, по увечности, остался, его заметила Клод…
* * *