Unknown

- Оно съедало меня день за днём. Этот человек украл у меня и даже не признал этого. Он наказывал МЕНЯ за это.

Я начал замечать в профессоре Освальде и другие отвратительные вещи. По мере того, как его эго раздувалось, он становился все более и более высокомерным в классе. Это более неуместно для Валерии. Более небрежен к тому, в какие дни ему следует читать лекции. Более хвастливый о своей работе.

Начал чувствовать, что есть только один способ выправить чашу весов. Я едва мог спать и есть. Жажда лишить его существования стала физической. Это заставляло мое сердце биться чаще каждый раз, когда мы были вместе в классе.

Мара тихо вздыхает, понимая, что я собираюсь ей сказать: настоящий переход черт.

- Я уже дважды убивал. Когда я убил Рубена, я думал, что это будет единственный раз. Я знал, кто он такой, и знал, что даже если я отдам ему каждый доллар из состояния моего отца, он все равно ночью перережет мне горло, потому что я однажды его разозлил. Я должен был это сделать — либо он, либо я.

- Грабитель в Париже произошел мгновенно, в порыве ярости, от которого мозги этого человека разбились о стену еще до того, как я успел осознать, что двое других сбежали. Он меня напугал, вот в чем проблема. Мой страх пересилил мое самообладание, и я действовал не планируя.

- Теперь я обдумывал нечто совершенно иное: убийство, которое я планировал заранее и совершал без реальной необходимости. Ущерб уже был нанесен, по крайней мере, большая его часть. Освальд клеветал на меня, все еще мешая моей карьере. Но речь шла не только о мести, но и о защите моих будущих интересов.

Я делаю паузу, искренне размышляя о своем душевном состоянии в тот момент.

- Я верил, что с каждым днем получаю все больше и больше контроля над своими эмоциями. Я думал, что это сделало меня могущественным и лучшим, чем другие люди. Мои эмоции были заперты настолько глубоко, что я почти ничего больше не чувствовал. Моя злость на Освальда была одной из первых встреч, взволновавших меня за долгое время. И я злился . Я был эмоционален. Гораздо больше, чем я мог бы признать.

Мара сжимает мое бедро. Она все еще чертовски сочувствует мне. Неважно, что я сделал. Было ли это оправдано или нет.

- Я дал ему последний шанс. Я попросил у него рекомендательное письмо для обучения за границей в Венеции. Это была конкурсная программа — от нашей школы отберут только двух учеников.

- Освальд пристально посмотрел на меня с притворным сочувствием и сказал, я уверен, он считал это полной искренностью: «Я бы хотел, Коул, но я действительно не думаю, что что-либо из того, что ты сделал в этом семестре, оправдывает такого рода рекомендация. Может быть, в следующем году, если ты действительно придешь в себя.

Я только что создал скульптуру, от которой весь класс гудел от зависти, каждый ученик в этой комнате жалел, что не подумал об этом первым, а несколько девочек фотографировали на свои телефоны. Освальд поставил ему четверку с плюсом. Я мог бы убить его только за это.

С этого момента я начал строить планы. Именно тогда я создал свой метод, который с тех пор служил мне безупречно. Я нашел заброшенную шахту, которой нет ни на одной карте, вдали от туристических троп. Ты знаешь, где это было, потому что именно там мы с тобой впервые встретились.

Рот Мары открывается, когда она наконец понимает, что я делал той ночью. Я был в лесу не для того, чтобы найти ее — я был там, чтобы потерять кого-то другого.

- Я потратил четыре недели на изучение судебно-медицинских доказательств и еще четыре на планирование мероприятия. Все прошло именно так, как я планировал. Я вошел в его дом через незапертое окно, которое разведал ранее. На мне был полный защитный костюм. Присела ему на грудь еще до того, как он проснулся, уже душила его, прижимая своим весом. Он посмотрел мне в глаза, и я увидел понимание на его лице. Он знал, почему я его убивал. Я хотел, чтобы он знал. Наконец я получил признание того, что он сделал. Это молчание прошло, между нами, когда он умер.

- Я бросил его тело в шахту в два промышленных контейнера, которые купил за наличные в хозяйственном магазине, без камер. Я облил его останки кислородным отбеливателем и ничего не оставила в доме — ни единого волоска с головы, ни его крови. Лишь немного мочи попало в постель из места, где у него вышел мочевой пузырь.

- Ключ к тому, чтобы это сошло с рук, заключается в следующем: ни тела, ни убийства. Я оставил его машину на подъезде, но забрал его бумажник. У него не было ни жены, ни детей. Наши профессора вряд ли были образцом надежности. Я знал, что могут пройти недели, прежде чем его должным образом объявят о пропаже. К тому времени я уже сомневался, что полицейская собака сможет учуять что-нибудь в его доме.

- Я не боялся, что меня поймают. Фактически, после этого я почувствовал себя глубоко умиротворенным. Меня больше не мучает зуд. Я выровнял весы.

Мара медленно покачала головой, понимая, что это еще не конец. Даже не близко.

— Шоу знал, — шепчет она.