Unknown

— Есть вещи и похуже, чем быть бедным, — сообщаю я ему. — Был период, когда у меня были расчесанные волосы, чистая форма, я ходила в частную школу, где каждый день мне приносили обед. Это был ад.

— Просвети меня, — говорит Коул, приподняв одну темную бровь.

— Нет, — говорю я категорично. — Я не игрушка для твоих развлечений.

— Почему ты так сопротивляешься? — говорит он. — Ты когда-нибудь пробовала сотрудничать?

— По моему опыту, когда мужчины говорят «сотрудничать», они имеют в виду «быть послушной».

Он ухмыляется. — Тогда ты когда-нибудь пробовала быть послушной?

— Никогда.

Это ложь. Я пробовала. Но все, что я узнала, - это то, что никакая покорность не может быть достаточно хороша для мужчины. Ты можешь перевернуться, показать живот, молить о пощаде, а они все равно будут продолжать бить тебя. Потому что сам акт дыхания - это бунт в глазах разъяренного самца.

Темные глаза Коула блуждают по моему лицу, вызывая неприятное ощущение, что он видит каждую мою мысль, которую я предпочла бы скрыть.

К счастью, меня спасает Артур, ставящий перед нами несколько тарелок с дымящейся едой.

— Все самые лучшие хиты, — говорит он, широко ухмыляясь.

— Выглядит феноменально, — говорит Коул, одним щелчком включив очарование.

Только после того как Артур покидает нас, Коул осматривает еду своим обычным критическим взглядом.

— Что это? — требует он.

— Это блюдо с беконом, — говорю я, кивая на четыре маринованные полоски первоклассного свиного брюшка, помеченные причудливым шрифтом, словно каждый из них - гость на свадьбе.

Коул хмурится. — Выглядит... не очень.

— Это лучшее, что ты когда-либо брал в рот. Смотри, — я отрезаю кусочек розмариново-бальзамического бекона. — Попробуй сначала этот.

Коул откусывает кусочек. Он медленно жует, и выражение его лица из скептического превращается в искреннее удивление.

— Ни хрена себе, — говорит он.

— Я же говорила - попробуй вот это. Коричневый сахар с корицей.

Он откусывает вторую полоску, его брови поднимаются, а рот растягивает невольная улыбка.

— Это так вкусно.

— Я знаю, — огрызаюсь я. — Вот почему я здесь работаю. Это в буквальном смысле лучший бранч в городе.

— Ты действительно поэтому здесь работаешь? — спрашивает Коул, внимательно наблюдая за мной.

— Да. Запах еды - я не выношу, если она невкусная. Еда здесь пахнет невероятно, потому что она невероятна. Вот, попробуй сейчас - сделай глоток мимозы, а потом съешь одну остро-сладкую картофелину.

Коул делает именно то, что я сказала: делает маленький глоток напитка, а затем быстро откусывает картофелину.

— Что за хрень, — говорит он. — Почему это так вкусно?

— Не знаю. — Я пожала плечами. — Что-то в кислом цитрусе и соли. Они усиливают друг друга.

Коул наблюдает за тем, как я ем свою еду, откусывая по маленькому кусочку то от одного, то от другого блюда, перебирая свои любимые сочетания.

— Ты так ешь? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами. — Если только не тороплюсь.

— Покажи мне больше сочетаний.

Я показываю ему все свои любимые способы съесть великолепный бранч, который Артур разложил перед нами: лимонный творог со свежей клубникой и сгущенкой на булочках, черника между кусочками кленового бекона, острый соус, смешанный с голландайзом... . .

Коул пробует все это с необычным любопытством. Я полагаю, что такой богатый человек, как он, ел в миллионе шикарных ресторанов.

— Разве ты не ешь вне дома все время? — спрашиваю я его.

Он качает головой. — Я не трачу много времени на еду. Она мне надоедает.

— Но тебе нравится это?

— Нравится, — говорит он, как будто ему неприятно это признавать. — Как ты все это придумала?

Я пожимаю плечами.

— Когда я была маленькой, у нас никогда не было свежих продуктов. На ужин я ела все, что мог притащить с кухни, на чем не росла плесень. Банка кукурузы. Вареное яйцо. Сухие хлопья. Я никогда не пробовала большинство продуктов, пока не начала работать в ресторанах. Я никогда не пробовала ни стейк, ни кинзу, ни авокадо. Мне хотелось попробовать все - это было похоже на открытие совершенно нового чувства.

— Но было время, когда ты не была бедной, — говорит Коул, преследуя его, как собака кость. Он действительно не собирается бросать это дело.

— Да, — говорю я с сомнением. — Когда мы жили с Рэндаллом.

— Это твой отчим.

— Да.

— И что ты тогда ела?

— Ни черта не ела. Он кричал на меня, если моя ложка звенела в миске с хлопьями.

— Сколько тебе было лет?

— Одиннадцать.

— Ему не нравилось иметь падчерицу?

— Нет. Не нравилось. И к тому времени он кое-что узнал о моей матери. Она очень хорошо умеет обманывать людей на какое-то время. К тому времени, когда он понял, они уже были женаты.

— Что понял?

— Что она паразит. Что ее единственная цель - цепляться за людей и высасывать из них кровь.

Коул медленно кивает.

— Включая тебя, — говорит он.

— Особенно меня.