Unknown

— Может, этому засранцу нравится драма.

Бек фыркает.

— Верно. Чед Дженсен, Королева драмы.

С края дивана доносится тихий стон. Шейн запускает руку под футболку чирлидерши.

— Йоу, — говорит им Беккет. — Свалите в другое место.

Шейн отрывает свои губы от ее. Его глаза немного затуманены, но в них безошибочно читается искорка юмора.

— Это говорит самый большой эксгибиционист, которого я знаю, — насмехается он над Беком.

— Прекрасно, я признаю это.

— Кроме того, не похоже, что тебе не нравится шоу.

— Конечно, мне оно нравится, — стонет Беккет. — Кара, что ты там делаешь с этим кретином? Очевидно, что я здесь лучше всех.

Партнерша Шейна по перепихону соскальзывает с его колен и устраивается рядом. Я замечаю, как он поправляет себя, как будто мы все этого раньше не видели. Чувак превращает перепихон в спорт с тех пор, как его девушка бросила — извините, взаимно — бросила его задницу.

Он обнимает Кару за плечи и тянется к бутылке ИПА на кофейном столике.

— Списка так и нет? — спрашивает он, также проверяя свой экран.

Мой телефон звонит, и оба парня наклоняются вперед.

— Это он? — Спрашивает Шейн.

— Господи Иисусе. Расслабься. Нет, это просто Оуэн.

ОУЭН МакКей:

Есть время поболтать?

Я собираюсь ответить, потом думаю, нахер это, и решаю позвонить ему.

— Сейчас вернусь. — Я уже набираю номер Оуэна, когда выхожу из гостиной.

Я иду босиком к стеклянным раздвижным дверям на кухне. Сейчас начало сентября, солнце уже село, но на улице все еще тепло. У домов на этой улице есть приличных размеров задние дворы, и я сижу на верхней ступеньке нашей маленькой кедровой веранды. Родители Шейна купили нам набор для патио, чтобы расставить его здесь, но нам было лень все собирать, поэтому стол до сих пор стоит в коробке в гараже, стулья обернуты полиэтиленовой пленкой.

Я слышу голоса через несколько домов от нас. В основном мужские голоса, с примесью нескольких женских. Громкий хохот смешивается с песней в стиле поп-рок, текст которой я не могу разобрать. Звучит так, словно кто-то устроил вечеринку.

— Привет, — говорю я, когда Оуэн берет трубку.

— Привет, — его знакомый голос щекочет мне слух. — Как дела?

— Хорошо, брат. У тебя?

— В последнее время чертовски занят. Я втянулся в кучу КММ, и это съедает мой график с июля.

Командные мероприятия в межсезонье. Я знаю этот жаргон. И я скажу, это какое-то извращение знать настоящую суперзвезду в лице Оуэна Маккея, лидера НХЛ. Должно быть, так чувствует себя Джиджи.

Иногда я смотрю его игры и удивляюсь, какого черта я трачу время в колледже. Оуэн отправился играть за Лос-Анджелес сразу после окончания старшей школы в возрасте восемнадцати лет. Будучи новичком, он нечасто выходил на лед, но во время второго сезона он вырвался. Он играет уже четыре года, и каждый сезон более взрывной, чем предыдущий.

Именно Оуэн уговорил меня идти в колледж. Он знал, как важно для меня было получить образование, поэтому, когда я колебался, не стоит ли мне стать профессионалом после окончания старшей школы и пойти по его стопам, он напомнил мне почему именно я хотел получить образование.

Я думаю, что сделал правильный выбор. Я не знаю, насколько хорошо бы играл в профессионалах в восемнадцать лет, о чем говорит моя детская выходка после матча на Чемпионате. К счастью, меня все же задрафтовали, не смотря на тот инцидент. У Далласа есть права на меня, и я счастлив отправиться туда после окончания учебы.

Очевидно, о Далласе и будет этот разговор.

— Итак, слушай, вчера вечером я разговаривал с Хулио Вегой. Он был на турнире по гольфу, в котором играла наша команда. Подозвал меня в сторону после церемонии награждения и упомянул твое имя.

Моя спина напрягается.

— Что он сказал?

Он замолчал.

— Что? — Я давлю.

— Он упомянул Чемпионат. И сделал упор на то, что начальство наблюдает за тобой.

Я вздрагиваю.

Блядь. Мне неприятно это слышать. Хулио Вега — новый генеральный менеджер Далласа. Во франшизе недавно произошли изменения, и я разговаривал с ним пару недель назад. Я думал, все прошло хорошо, но теперь оказывается, что мое поведение на молодежном Чемпионате мира будет преследовать меня до скончания веков.

Я выдохнул.

— Это дерьмо будет преследовать меня вечно, чувак. И хуже всего то, что я никогда не теряю самообладания. Ты это знаешь.

— Поверь мне, я знаю. — Он хихикает. — Ты как айсберг. Стоик до мозга костей. Кляйн, должно быть, перешел серьезную черту, если ты вот так сорвался на нем...

Майкл Кляйн — товарищ по команде, которому я сломал челюсть на Чемпионате мира. Ему пришлось ходить с проволокой после того, что я с ней сделал.

Но я никому не рассказывал о том, что было сказано в той раздевалке, и не собираюсь этого делать.

— Да, да, я знаю, — говорит он, когда я не отвечаю. — Это в прошлом, и поэтому обсуждать это запрещено.