Unknown

— Боже, тебя легко спровоцировать. Я просто дразнила тебя. — Его возмущенный взгляд показывает, что он совсем не находит мои поддразнивания забавными. — Ладно, мистер Ревнивец и Собственник, ты можешь перестать пялиться на меня сейчас. — Я нежно целую его в тонкие губы и говорю более мягко: — У меня нет желания иметь нескольких мужчин одновременно. В реальной жизни все они были бы больше озабочены сравнением размера своих членов, чем тем, чтобы доставить мне удовольствие. И я рада, что ты не хочешь делиться, но я могла бы обойтись без чрезмерного собственничества альфа-самца.

Из его груди вырывается недовольный рокот, но он ничего не говорит. Улыбаясь, я шепчу: — И ты утверждаешь, что не пещерный человек.

Он огрызается: — Я сказал, что не был таким уж пещерным человеком, а не то, что я им вообще не был. — Моя улыбка становится шире. Я прислоняюсь к нему, до смешного довольная всем в этом разговоре. — Не злорадствуй, — предупреждает он, покусывая мою нижнюю губу.

— Просто никогда раньше такой красивый мужчина не сходил по мне с ума.

Когда он поднимает брови и протяжно произносит: — О, правда? — Я знаю, что совершила огромную ошибку. Я закрываю глаза и вздыхаю.

— Продолжай. Покончи с этим.

— Просто я мог бы поклясться, что слышал, как ты назвала меня… напомни, что это было?

— Невозможно, — бормочу я.

— Нет, не так. Хм. — Он делает вид, что задумался. — Это могло бы быть красивый. Но, возможно, я ошибаюсь? Может быть, мне нужно, чтобы ты повторила.

— Или, может быть, тебе нужно найти мчащуюся машину, чтобы выскочить перед ней.

Он скользит рукой вверх по моей груди и мягко сжимает пальцами горло. Я открываю глаза и обнаруживаю, что он смотрит на меня с такой жгучей интенсивностью, что у меня перехватывает дыхание. Низким голосом и гипнотическим взглядом он приказывает: — Скажи это, гадюка. Скажи мне, что ты думаешь обо мне. — То, как он обвивает мое тело — ноги, руки и эта большая грубая ладонь на моей шее, должно вызывать у меня панику. Или, по крайней мере, загнанность в угол. Как запуганная лиса, уставившаяся на свой окровавленный конец. Но все, что я чувствую, — это защищенность. Надежность. Как будто его тело — щит, а не оружие, которое может причинить мне вред. Впервые в моей жизни мужчина кажется мне не войной, а домом.

Я смотрю ему в глаза, и древний обызвествленный камень тает, превращаясь в разогретое масло в центре моей груди. Тогда я признаю нечто поистине ужасающее.

— Я думаю, ты — сверкающее золотое солнце на небе, которое знало только черную и беззвездную ночь.

Сквозь приоткрытые губы он медленно, изумленно выдыхает. Его горящие глаза могли бы сжечь весь город. Когда он прикасается к моим губам, его пальцы дрожат.

Я избавляюсь от ощущения, что вот-вот спрыгну с устрашающе высокого выступа скалы и с головой окунусь в бездонную пропасть, когда в дверь стучит обслуживание номеров.

26

РЕЙ

Мы едим в тишине. Точнее, он кормит меня с вилки, как будто я инвалид, и я жую, пока никто из нас не произносит ни слова.

Я не знаю, что он чувствует по поводу всего этого, но я, например, в ужасе от того, что может сорваться с моих губ в следующий раз. Я рискую сочинить еще более поспешные и унизительные оды его богоподобной красоте, поэтому на данный момент притворяюсь голодной.

Филе получилось восхитительным. Спаржа приготовлена превосходно. Картофельное пюре мягкое и маслянистое. Все это слетает с моих губ маленькими кусочками, которые мой новоиспеченный муж накладывает с сосредоточенностью специалиста по взрывчатым веществам, обезвреживающего бомбу замедленного действия. Между укусами он подносит бокал с вином к моим губам, чтобы я могла отпить из него. То, что я не нахожу ничего из этого странного, свидетельствует о моем новом состоянии постоянной умственной неполноценности.

Когда я легким щелчком пальцев показываю, что с меня хватит, он ест сам. Это как смотреть специальный выпуск National Geographic о голодающих львах. Это грязно, жестоко и закончится ровно через десять секунд.

Затем он отодвигает тарелки, срывает с нас обоих пушистые гостиничные халаты, поднимает меня на руки и снова относит в постель. Он устраивается своим обнаженным телом поверх моего и жадно целует меня.

— Ой.

Он отстраняется, тяжело дыша.

— Черт. Прости.

Я провожу языком по кровоточащему месту на губе, куда он меня укусил.

— У меня идет кровь?

— Немного. — Выглядя обиженным, он нежно облизывает место, затем бормочет еще одно извинение. Он собирается встать с кровати, но я сжимаю его плечи и качаю головой.

— Я не хотел причинить тебе боль, девочка, — хрипло говорит он.

— Я знаю, — тихо говорю я, глядя ему в глаза. — Все в порядке.

— Это не так. Это никогда не будет хорошо. Я…

— Ты не он, — перебиваю я. — Ты никогда им не будешь. Это был несчастный случай, а то совсем другое. Хорошо?

Я знаю, что была права насчет того, о чем он думал, когда опускает голову и прячет лицо у меня на шее. Он шепчет: — Я убью любого, кто когда-либо причинит тебе боль. Включая меня самого.

— Я запомню это в следующий раз, когда твое эго заденет меня. Кроме того, это тревожит.