Unknown

Оба раза, когда я сталкивался с незваными гостями, они заговаривали со мной, что Джанни, очевидно, видел, наблюдая за происходящим по камере наблюдения в безопасной комнате. Но здесь нет аудиоканала, так что он не смог бы услышать.

— Они спросили меня, где Лили. Сказали, что они пристрелят меня, если я не оотведу их к ей.

Джанни тихо чертыхается.

— Я должен был догадаться.

— Что тебе известно?

— Этот союз наших семей... Лили стала целью.

Осознав, что он имеет в виду, мой желудок переворачивается.

— Похищение.

— Да. Теперь я не единственный, кто заплатил бы целое состояние, чтобы вернуть ее. Мистер Куинн тоже кровно заинтересован в ее безопасности. Кто-то хотел удвоить деньги. — Он делает паузу. Его голос понижается. — Или полностью сорвать сделку.

Я знаю, что он имеет в виду, и без того, чтобы ему приходилось объяснять это по буквам. Есть много людей, которые были бы рады, если бы мафия и Коза Ностра навсегда остались врагами. Объединив наши дома, мы приобрели могущественных союзников, но также попали в поле зрения тех, кто был бы счастливее, если бы мы оставались в ссоре. Лили угрожает не только похищение. Ей угрожает нечто гораздо худшее. Убийство, например.

У меня кровь стынет в жилах. Сжимая телефон так сильно, что он дрожит, я спрашиваю: — Русские?

— Сомнительно. Деклан О'Доннелл связан с ними. По крови.

— Король мафии связан с русскими? Каким образом?

— Сестра его жены беременна от босса московской братвы.

Это шокирующая новость. Мафия и Братва вцепились друг другу в глотки, сколько я себя помню.

— Как вообще произошло это?

— Силой. Ее похитили.

— О, черт.

— Совершенно верно.

Замечательно. Таким образом, Лили не только угрожает опасность быть похищенной и удерживаемой с целью получения выкупа или убитой, чтобы полностью предотвратить заключение союза, но и опасность быть украденной, намеренно оплодотворенной, чтобы союз с какой-либо другой третьей стороной был бы принудительным. Теперь она в поле зрения каждого мафиози в Штатах. И, вероятно, по всему миру.

Кипя от злости, я говорю: — Господи, Джанни! Я говорила тебе не выдавать ее замуж за этого ирландца!

— Не будь такой близорукой. В долгосрочной перспективе мы выиграем гораздо больше, чем та опасность, с которой сталкиваемся сейчас. Это просто неспокойный период, который мы должны пережить, пока сделка не окупится.

— Ты знаешь, что мы говорим о твоей дочери, верно? Твоя собственная плоть и кровь? Она не инвестиция в чертов фондовый рынок!

Джанни, которому надоела моя забота о его отпрыске, вздыхает.

— Мы поднимемся, когда приедет Лео. Не позволяй маме пить слишком много вина. Она становится болтливой, когда навеселе.

Он вешает трубку, оставляя меня рычать.

— Я здесь умираю от жажды, tesoro. — Мама постукивает ногтем по пустому стакану. Я бросаю трубку и свирепо смотрю на нее.

— Ты вырастила абсолютного мудака, ты знаешь это? — Она делает паузу, поджимая губы.

— Мы говорим о твоем брате?

— Ты будешь вино или нет? — спрашиваю я.

— Sí.

— Тогда мы говорим о моем брате!

Она цокнула языком.

— Я просто дразню тебя. Mamma mia, ты такая напряженная в последнее время!

Направляясь к винному холодильнику, я говорю: — Боже, я не знаю почему, может, это из-за вторжения в наш дом.

Она говорит себе под нос: — Или из-за ирландского члена.

Я оборачиваюсь и пристально смотрю на нее.

— Прости, что ты только что сказала?

Она невинно моргает.

— Что?

— Ты только что сказала слово член?

Она делает вид, что думает.

— А, я?

— Знаешь что? Я не хочу знать. Я принесу тебе вино. А теперь, пожалуйста, никогда больше не говори.

Она пожимает плечами и протягивает свой бокал. В этот самый момент на кухню неторопливо заходит Куинн. Мама хихикает.

— Ага! Сюжет развивается!

Он смотрит на меня. Между его бровями пролегает морщинка.

— Что я пропустил?

Я огрызаюсь: — Весь период после детства, когда ты должен был вырасти взрослым.

Он смотрит на маму.

Она говорит: — Ты можешь попытаться ответить на это, но это будет очень опасно.

Немного подумав, он просто садится напротив нее и, сняв пиджак, вешает его на спинку стула рядом с собой. Мама хихикает.

— Верное решение.

Я беру бутылку вина, достаю из ящика открывалку и срезаю фольгу с горлышка бутылки, пока она не разорвается в клочья. Затем я протыкаю пробку штопором, пока мама тихо не говорит мне по-итальянски: — Ты так взвинчена не из-за вторжения в дом. — Я прекращаю то, что делаю, и поднимаю на нее взгляд. Она кивает, удерживая мой взгляд. — Теперь сделай вдох и успокойся. Ты моя дочь. Ты сделана из железа, как и я. Выкована в огне. Невероятно сильная. Ты можешь выдержать все, что угодно. — Она наклоняет голову в сторону Куинна. — Включая твое влечение к нему.

Это унизительно — иметь кого-то, кто так хорошо тебя знает. Кто-то, кто видит сквозь все возведенные тобой стены, сквозь весь дым и зеркала, которые ты воздвиг, чтобы защитить себя и увести всех остальных в сторону от истины.

Я медленно кладу штопор на столешницу, закрываю глаза и выдыхаю. В наступившей тишине Куинн говорит: — Может быть, я смогу открыть это для тебя.